Элементы психоанализа

Своеобразие психоаналитической сессии – это именно тот аспект, который делает ее психоаналитической и никакой другой, и состоит этот аспект в том, что для прояснения K-отношений аналитик использует весь материал. Интерпретация переноса должна быть доскональной и относится ко всему материалу без исключения, но при этом очень избирательной в оценке его важности. Пациент передает информацию, важную с точки зрения его собственных критериев; аналитик ограничивается интерпретациями, выражающими K-отношения с пациентом. Они не должны быть выражением L или H.

Как правило, от аналитика не требуется сознательно размышлять о природе простых утверждений. Но если он хочет проделать некоторую «домашнюю работу» (назовем это внеаналитической медитацией) над сессией – для тренировки, или чтобы применить свои интуитивные и дедуктивные способности, или в силу некоторых сомнений относительно качества проделанной работы, – то он может соотнести этот вызывающий сомнения материал с таблицей. Предположим, пациент сказал: «Я знаю, что Вы меня ненавидите». Размышления аналитика могут принять следующую форму: очевидно, грамматически и семантически фраза очень прямолинейна, но нужно исследовать ее критически, чтобы определить, какие категории таблицы здесь задействованы.

Контекст утверждения, взятый вместе с (ξ) элементом Ψ (ξ), представляющим психическое состояние пациента, может увеличить вероятность того, что значимым для пациента станет скрытое испускание газов: в данном случае аналитик должен учесть возможность того, что этот элемент является β-элементом, относящимся к строке A.

В ходе сессии может стать ясно, что фраза относится к сновидению, виденному пациентом, или к какой-то части фантазии. В этом случае фраза будет относиться к строке B или C.

В каком-то другом контексте об этой фразе может оказаться более уместно думать как о пре-концепции и в силу этого относить ее к классу, представленному строкой D.

Тем не менее, предположим, что утверждение последовало за критической интерпретацией, которую пациент мог воспринять как проявление ненависти: фразу можно было бы рассматривать (с точки зрения пациента) как связь пре-концепции с реализацией.

В этом случае фразу пациента нельзя отнести к строке H, правильней было бы связать ее со строкой G, но тогда аналитику необходимо представить ряд сопутствующих обстоятельств, которые привели его к предположению о том, что фраза являлась выражением твердой, жестко фиксированной идеи.

Давайте теперь рассмотрим горизонтальную ось. Столбцы на этой оси представляют функции, которые может выполнять утверждение. Утверждение может быть предсказанием оракула, объявлением темы сессии, определением, через призму которого которого должна рассматриваться оставшаяся часть сессии. Короче говоря, оно может подпадать под ту или иную категорию столбца 1.

Если утверждение кажется относящимся к категории в столбце 2, то это будет означать, что даже будучи неверным, оно обеспечивает пациента теорией, действующей как защитный барьер от чувств и идей, которые могли бы возникнуть на ее месте.

Если утверждение кажется относящимся к столбцам 3, 4 или 5, то тогда оно является пробным и может свидетельствовать о своего рода сотрудничестве в аналитическом исследовании.

Если утверждение относится к столбцу 6, то это предупреждение об отыгрывании вовне, одной из форм которого я считаю в том числе и сам анализ. Чтобы проиллюстрировать значимость таблицы как инструмента, помогающего аналитику в размышлениях над аналитическими проблемами, то есть как описательного инструмента, предлагающего запись факта и знак, которыми можно манипулировать точно так же, как это делают математики с числами, я противопоставлю A6 и F6, рассматривая значение каждой из этих категорий.

A6 означает, что утверждение «Я знаю, что Вы меня ненавидите» должно рассматриваться как β-элемент, используемый в действии. Если аналитик приходит к выводу, что утверждение подпадает под эту категорию, то это может означать только одно: сессия должна рассматриваться скорее как отыгрывание вовне, нежели как обычная аналитический сеанс. Мышечные движения, необходимые для словесной экспрессии, должны рассматриваться как первостепенно значимые, поскольку они служат для разгрузки психики от накапливающихся стимулов. Слова указывают на то, что у пациента есть чувство (к которому он явно относится во многом так же, как нормальный человек относится к конкретным вещам), являющееся частью его личности (также воспринимаемой как конкретный объект), которую он может от себя отделить и изгнать посредством мускульных движений. В результате этих маневров он достигает такого психического состояния, в котором его уже не захлестывает ощущение, что аналитик его ненавидит. Теперь можно предположить, что он в состоянии чувствовать, что аналитик – друг.