Элементы психоанализа

Я умышленно выбрал для описания последней размерности слово «страсть», а не какой-то, возможно, более привычный термин отчасти потому, что более привычные термины содержат смысл, который необходимо сохранять неизменным. Под «страстью» или ее отсутствием я подразумеваю компоненту, производную L, H и K. Я говорю о понятии для обозначения эмоции, которая интенсивно и горячо переживается без какого-либо намека на неистовость: смысл неистовости не должен передаваться термином «страсть», пока он не связан с термином «жадность».

Может показаться, что, вводя термин «страсть», я повторяю то, что уже говорил при введении L, H и K в качестве элементов. Это не так. Под страстью я понимаю одно из измерений, которым должны обладать L, H или K, если они признаны элементами, имеющими место[22]. Более того, свидетельство того, что страсть имеет место (что представлено посредством чувств), не должно приниматься за размерность страсти. То есть, скажем, если гневный тон пациента расценивается как свидетельство ненависти, не следует рассматривать выделенную страсть как размерность психоаналитического объекта, – фактически Н. Данные могут быть представлены чувствами (как в данном примере), которые могут коррелировать с фактом (возможно, чувственным, но не ощущаемым) страсти. Осознание страсти не зависит от чувства. Чувству, чтобы быть активным, достаточно сознания одного человека: страсть является свидетельством связи сознаний двух людей, которых не может быть меньше, если страсть имеет место. Страсть должна быть четко отделена от контрпереноса, – последний свидетельствует о вытеснении. Дальнейшее рассмотрение страсти не относится к текущей проблеме страсти как одной из размерностей психоаналитического объекта, а значит, и психоаналитического элемента.

Глава 4

В главе 1 я сказал, что развитию психоаналитической практики мешало отсутствие работы с элементами психоанализа, и привел примеры того, каковы могут быть причины поиска таких элементов. В главе 2 я обсуждал критерии, позволяющие судить об объектах как о возможных элементах, подчеркнув в качестве одного из существенных свойство наблюдаемости на практике. В предыдущей главе я утверждал, что все элементы должны являться функциями личности и мыслиться как имеющие размерности, которые (в сознании аналитика) представлены чувственным впечатлением, мифом и страстью.

В этой главе я планирую еще раз вернуться к проблеме в поисках ответа на следующий вопрос: рассматривая каждую психоаналитическую сессию как эмоциональный опыт, какие элементы в ней нужно выбирать, чтобы показать, что этот опыт был именно психоаналитическим, а не каким-то иным?

Многие особенности психоанализа могут рассматриваться как типичные, однако они не всегда являются таковыми. Отступления от общего правила встречи двух людей могут выглядеть несущественными, однако несколько таких кажущихся незначительными различий в совокупности оказываются равносильны существенному расхождению, требующему специального названия. Перечень таких расхождений, по-видимому, будет описывать составляющие имитации психоанализа, а не реального процесса до тех пор, пока они не будут описаны с помощью элементов.

По-видимому, недостатков детальной каталогизации подобных различий можно избежать, если попытаться сфокусироваться на эмоциональных особенностях опыта, а не на трудностях, связанных с обычным для пациентов восприятием анализа как холодного, безэмоционального и к тому же провоцирующего эффекты, присущие интенсивным эмоциям. Самым бесспорным руководством является опыт, и я намереваюсь обратиться к нему в надежде, что мне удастся описать его так, чтобы другие могли сравнить с ним свой собственный опыт.

Положение о том, что анализ должен проходить в атмосфере депривации, обычно понимается так, что аналитику следует удерживаться от любых порывов удовлетворить желания пациента или свои собственные. Сократим данную формулировку, не сужая охватываемой ею области: ни в какой момент анализа ни аналитик, ни анализант не должны терять чувства изолированности в интимных аналитических отношениях[23].

Вне зависимости от того, хорошее или плохое впечатление производит совместная работа, аналитик должен сохранять чувство изолированности (или депривировать пациента), которое связано с пониманием того, что обстоятельства, приведшие к анализу, и последствия, которые он может вызвать в будущем, – это ответственность, которую он ни с кем не может разделить. Обсуждение технических или других аспектов с коллегами или родственниками никоим образом не должно препятствовать этой подлинной изолированности.

Противоположностью установления отношений, способствующих развитию чувства ответственности, является склонность к скупости и жадности[24].

У объекта исследования ощущение отстраненности, по-видимому, связано с чувством покинутости, а у исследующего субъекта – с чувством оторванности от источника или от той основы, от которой зависит его существование.