Все ее предки, которых девочке ставят в пример, были отчаянные игроки. Некоторые достигли известности, а один их них объявлен святым. Она читала о нем в Четьях-Минеях. Это черниговский князь Михаил.
Для нее тайна смерти князя Михаила, впрочем, как и для многих ее современников, оставалась долгое время тайной. И до днешнего дни, как говорили в старину, была бы Леля в полном неведении относительно того, что предшествовало его казни в Орде 20 сентября 1246 года, если бы не жила воображением. Фантазия употреблялась ею, как хорошая подзорная труба, с помощью которой она обозревала события далекого прошлого и их участников.
Когда девочка оглядывалась в позавчерашний день или всматривалась в будущее, ее сознание обычно обволакивал теплый, завораживающий звук, возникающий от скрещения звенящей тишины Вселенной и шуршания крови в ее теле, звук, абсолютно неуловимый обыкновенным ухом. Он обретал в ее голове внятность и способность собирать в целое бесформенные, разрозненные фрагменты стародавних событий, реставрировал и делал монолитными исчезающие и рассыпающиеся даже от деликатного прикосновения прапамяти величественные руины давным-давно прервавшихся жизней ее предков.
Этот взявшийся как будто ниоткуда странный дар ясновидения шел, быть может, от основ ее одинокой души. Иногда ей, правда, казалось, что спонтанно воссоздающиеся в ее сознании картины прошлого и будущего что-то вроде фата-морганы и достаточно будет незначительной перемены в душевной атмосфере, как этот мираж тут же исчезнет. Ведь время, как лишай, постепенно и неумолимо съедает древо Жизни — остается жалкий и трогательный своей беззащитностью оглодок.
Может быть, с князя Михаила и началось материальное оскудение их рода. И одновременно обозначилось духовное восхождение. Известно же, что князь Михаил пекся о сирых и убогих, с юных лет относился к ним с кротостью и милосердием. Потом уже, спустя много столетий, потомки князя приумножат и разделят оставшиеся сокровища, для того чтобы промотать их, как семья бабушки, например, враздробь и с необыкновенной быстротой.
Любостяжания нет в них ни капельки, и слава Богу!
— Посмотрите, как несется в Киев князь Михаил. Его конь в пене, на последнем издыхании! — истошно кричит она оторопевшим гувернанткам и маме, раскрывшей от удивления рот. — Я отдам ему лошадку. Князь не опоздает к штурму, он вовремя появится среди дружинников и отобъет от татар город. Ну что же вы!
Ее голос срывается, она почти в истерике.
Врут летописи. Князь Михаил не праздновал труса, не сбежал из осажденного города. Он просто не успел к моменту, не добрался, не доскакал. Как удар кулаком по столу, от горькой досады, от безнадежности, он убивает Батыевых послов и не с повинной едет к хану, а затем, чтобы спасти от его гнева своих людей.
Трусы не совершают духовных подвигов. На верную страшную смерть обрекают себя князь Михаил и его боярин Федор, когда отказываются поклониться Батыевым идолам, они не пройдут, как того требует басурманский обычай, меж огней, не осквернят свои уста восхвалениями хана. Они не захотят чтить срамные уды и возлагать им требы. Вот в чем величие настоящих людей: в любых обстоятельствах они остаются свободными, ничем не омрачают свою совесть. Не загоняют себя в клетку унизительного подчинения. Лучше смерть, чем существование во лжи. Не всякие так смогут поступить.
Это и есть пролить кровь за Христа. Кровью, телом чувствовать Христову правду — как это все-таки трудно.
Она с ними, с князем Михаилом и боярином Федором, до последнего. И над ней взметнутся огненные столпы, и ее душу приподнимут над землей громовые распевы ангельского хора.
Как все со времен князя Михаила переменилось! Елена это тоже чувствует своим детским сердцем.
Везде хищники, грабители, взяточники. За медный грош отца с матерью удавят. Вот папа говорит, что столько вокруг злобных, коварных, мстительных людей. А вздорных и злоязычных — еще больше! А подлипалам и блюдолизам — вовсе несть числа! На то и Расея! Мама убеждена, что в просвещении — одно лишь спасение.
Девочка исполняет свои ученические обязанности в точности, основательно. Поразительные успехи достигнуты ею в изучении иностранных языков и особенно в музыкальных занятиях. Без устали разучивать положенные экзерсисы и окончательно не впасть в безразличие и скуку — для такого подвига необходимо не обычное усердие, а нечто большее: вдохновение. Она-то знает, как заворожить свои быстро устающие пальчики, вдохнуть в них, неуверенных и ленивых, силу и упорство. Она берется за каждое новое дело с усердием, вовсе не желая себя уронить в мнении мисс Джеффрис и мадемуазель Пернье.