Елена Блаватская. Между светом и тьмой

– Лёля! Пора заняться делом! – это раздается голос обычно меланхоличной Елены Андреевны. Голос ее любимой мамочки, у которой прелестная головка, осененная густыми волосами, большие светлые глаза, длинная, аристократическая шея и жаркий нездоровый румянец на щеках. Лёля и сестра Вера, которая на четыре года ее моложе, маму почти не видят – в стороне от них она пишет романы. И девочки также не сидят сложа руки, у них много времени уходит на занятия.

По воспоминаниям Веры, они «каждый день аккуратно учились; особенно Лёля очень серьезно занималась с гувернанткой английским языком, а французским и еще многому другому – с Антонией; кроме того, к ней откуда-то приезжал три раза в неделю учитель музыки. Несмотря на много уроков, Лёля все-таки находила время шалить, такая уж она была проворная!».

Утром до завтрака Лёля увидела на наволочке маминой подушки бурые пятна. Мама была бледна и элегантна, в платье из клетчатой ткани с темным поясом. В первый раз у мамы пошла горлом кровь месяц назад, об этом шептались горничные, и она услышала. В последнее время кровь часто идет у нее из горла по утрам. На детей, на нее, Веру и еще крошечного брата Леонида, мама смотрит со страданием в глазах, как на будущих сирот. Хотя знает, что в нищету они не впадут, – не позволит мамина мама Елена Павловна.

Бабушка Лёли – урожденная княжна Долгорукова, а мамин папа, дедушка Андрей Михайлович Фадеев, – государственный человек, губернатор в Саратове. На папу, Петра Алексеевича Гана, как считает Лёля, надежд особых нет. Он живет кочевой и суматошной жизнью бедного артиллерийского офицера. Сегодня – здесь, завтра – там, а послезавтра – неизвестно где.

Его батарею часто переводят с места на место, все больше по глухим углам Екатеринославской и Киевской губерний. Приходится большей частью жить в избах. В каких только селах и деревушках они не останавливались! Особенно подолгу стояли в Романкове и Каменском. Перемещаются из одного провинциального захолустья в другое. Жизнь бродячая, неудобная, без духовного общения и требует немалых расходов, рассуждает про себя Лёля. Как еще только ее мама при такой жизни не опустилась, не превратилась в стервозную, полковую даму.

В жилах Лёли смешалась кровь многих народов, веками враждовавших друг с другом.

С неимоверной силой девочка переживает это слияние разных кровей, разрушающий эффект от которого в ней, как считают взрослые, в сто, нет, в тысячу раз больше, чем в других ее близких. Она и сама чувствует, особенно перед сном, как в ее жилах сталкиваются разнонаправленные потоки несходящихся времен, народов и характеров. Сливаясь в ней, они бурлят и пузырятся – кровяное тепло с резким аммиачным запахом серы и сладковатых отбросов заставляет ее зажать вспотевшей ладошкой нос. Она ощущает себя чаном, в котором потусторонние силы варят какое-то дьявольское снадобье, чтобы на ней же его и опробовать.

Разве что кровь деда-губернатора чуть-чуть разбавляет крепкий настой из множества прошедших до нее разных жизней. Да и то в этом, казалось бы, относительно спокойном и размеренном потоке вспыхивают и на мгновение ослепляют зарницы каких-то давних, отгремевших сражений и схваток. Сколько человеческой кровушки пролилось во времена Батыя, Крестовых походов и Варфоломеевской ночи!

И всякий раз двое из ее пращуров, он и она, обязательно выживали, сохраняли и продолжали род. Неумолимо двигались через завалы трупов, через немереные кладбища к ее времени, к ее появлению на свет. В судьбах именно этих удачливых, любвеобильных, смиренных и жестоких людей раскрываются глубины жизни и истины, понятные ей, их потомку, достойной наследнице знаменитых людей, и недоступные посторонним.

У нее свое, удивительное, ни на что не похожее будущее. Зря беспокоится и тревожится ее мать, которая предрекает старшей дочери горькую участь, считает, что в жизни ей суждено много страдать. Без страданий, между прочим, душа мертва. Так напутствует ее священник. Но отнюдь не он ее духовный отец. Он сам боится ее, маленькую девочку, как черт ладана. Непонятно только, где тут черт, а где – ладан. Ведь священник считает ее ясновидящей, одержимой бесом. При встречах с ней окропляет святой водой и читает какие-то молитвы-заклинания. До чего же деревенские священники невежественные и суеверные люди! Тогда уж намного приятней, думает она, находиться среди людей подлого звания: крестьян, дворовой челяди.