Елена Блаватская

Не прошло и месяца, как Е. П. Блаватская вошла в курс семейных дел. Дедушка, как и раньше, оставался в семье основным кормильцем, он занимал должность члена Совета при наместнике Кавказа, однако прежней бодрости и живости в нем уже не было. После смерти жены он одряхлел и как-то умственно сдал. Ему исполнился семьдесят один год. Дядя Ростислав приобрел широкую известность как военный историк. Его перу принадлежал монументальный труд «Шестьдесят лет войны на Кавказе». Тетя Надежда переняла от своей матери страсть к собиранию редких вещей и пополняла доставшуюся ей в наследство коллекцию образцами оружия всех времен и народов, китайскими и японскими божками, византийской мозаикой, персидскими коврами, произведениями живописи, а также старинными книгами. В доме все еще чувствовался достаток, он был открыт для друзей и знакомых, особенно в нем привечали людей своеобразных и бывалых. Семья Фадеевых всегда славилась широким гостеприимством.

Дядя Ростислав и тетя Надежда не чаяли души в своей племяннице, взяли под свою защиту и делали все, что могли, чтобы скрасить ее тифлисскую жизнь. Для них она оставалась неразумной девочкой с непомерным самолюбием, с вечно тревожными мыслями и с нелепыми угловатыми движениями, маленькой несчастной фурией, которую природа наделила необыкновенными способностями, а судьба с ней обошлась прескверно.

Елене Петровне удалось привлечь внимание тифлисского общества медиумическими сеансами, которые она еженедельно устраивала в доме А. М. Фадеева. Естественно, что уроки спиритизма она давала даром. Блаватская получала удовольствие от создаваемой ею гармонии между миром живых и мертвых, ведь в какой-то степени она была прилежной ученицей европейской знаменитости, спирита и мага Даниеля Юма. Для тех, кто знал ее ближе, она обставляла свои мистические спектакли бытовыми мизансценами, импровизировала на ходу, с почти незаметной иронией относясь к зрителям. Ей помогали в создании атмосферы потустороннего блестящая эрудиция и необыкновенная память на нужные детали, которые она вытаскивала откуда-то из-под мусорной кучи повседневности, из своего никому не известного прошлого и придавала с их помощью впечатляющую достоверность зрелищу появления призраков с того света. Своими инфернальными пантомимами и звуковыми эффектами Елена Петровна расстраивала и без того некрепкие человеческие нервы, производила в зрителях временное легкое помешательство, чем очень гордилась.

Блаватская обычно предваряла демонстрацию феноменов рассказами о поразительных случаях из собственной жизни, которые противоречили обыденным явлениям и заслуживали названия сверхъестественных.

Даже мать Сергея Витте, тетя Екатерина, освобождалась при этом на время от гнета ежедневной жизни и смотрела на нее влюбленными глазами, как на расшалившуюся, еще неумелую чаровницу.

Все они, невольные или вольные соучастники этих мистических радений, почему-то стеснялись дедушки А. М. Фадеева и с нетерпением ждали, когда, попрощавшись с гостями, он уйдет к себе в спальню. Трудно объяснить, но все были убеждены, что старый человек, знавший еще Александра I, масона и мистика, не поймет и осудит их полуночные забавы, их игру с привидениями, то сильное влечение к странным явлениям, которое наполняло их приятным ощущением крайней нервозности. Может быть, они просто не хотели сыпать ему соль на раны, видя, как он тяжело переживает смерть бабушки, Е. П. Фадеевой?

В салоне князя Барятинского, на свою беду, встретила Елена Петровна барона Николая Мейендорфа.

Эстляндский барон, всесторонне образованный, увлеченный спиритизмом, не без сумасшедшинки в глазах, Николай Мейендорф пришел в восхищение от Елены Петровны. Он нашел ее обворожительной и бесподобной; с первой встречи будто невидимая ниточка протянулась между ними.

Николай Мейендорф оказался закадычным другом, названым братом Даниеля Юма, известного американского спирита и фокусника, — как тут было не броситься в объятия друг друга!

Барон, безупречный красавец, гроза женщин, увлекся Блаватской. Это удивило окружающих, которые считали, что молодой человек либо что-то в нем не разглядел, либо его неожиданно вспыхнувшая страсть была заранее приготовленным и отлично разыгранным фарсом. Правды так никто и не узнал. Несомненно, что Николай Мейендорф относился к категории противоречивых и изменчивых людей; впрочем, как и сама Елена Петровна.

Роман между ними развивался бурно и стремительно, на одном дыхании. Барон был женатым человеком, его супруга принадлежала русской аристократии.

И тут в Тифлисе некстати появился с гастролями Агарди Митрович, ее прежний возлюбленный, один из лучших европейских басов. Их знакомство в Константинополе не оборвалось внезапно, а имело свое продолжение. Приезд Митровича нарушил устойчивость и соразмерность любовного треугольника, появилась другая геометрическая фигура — квадрат. Елена Петровна с ужасом обнаружила, что беременна.