Елена Образцова: Голос и судьба

Предпоследним номером поет Оксана Крамарева, которая на последнем конкурсе имени Чайковского особенного впечатления не произвела. Тут она не просто поет, но входит в музыку всем существом, отвечает чувствами за каждую ноту. Романс «Уж ты, нива моя» превращается в страстную исповедь, которую страдающая девушка поет на предельном напряжении. И «Отрывок из Мюссе», к диким перебросам энергии которого нас приучила Образцова, Крамарева поет по-своему — и вполне убеждает сверхвыразительностью, притом что голос ее по-настоящему красивым я бы не назвал. Она берет именно проникновением в дух музыки.

Образцова выходит на сцену вне себя от волнения. Я видел ее за кулисами в антракте — она «вращалась» в светской «тусовке» в своем примадоннском, белом волнистом, не до пола, платье, она что-то говорила, но чувствовалось, что не одолеваемое никакими доводами рассудка чудовищное волнение не отпускает ее ни на минуту. Вслед за ней вышел на сцену и Важа Чачава, ее верный пианист. Он начал волхвовать сразу, набрасываясь на нас волнами чувственной и утонченной музыки. Образцова не могла совладать с собой первое время, голос звучал, как всегда, мощно и полнозвучно, но временами не слушался ее. И вдруг — она вернула себе самообладание, голос стал повиноваться ей и на forte и на pianissimo, и она выплела все нужные ей кружева, чтобы показать, что такое музыка Рахманинова, какие она таит в себе невиданные тайны. И без всякого преувеличения, не подыгрывая примадонне, можно было сказать, что эти несколько минут откровения и стали главным событием этого концерта.

На следующий день меня ждали две встречи с членами жюри. Мне хотелось зафиксировать, что думают другие примадонны о нашей великой певице. Первой отвечала на мои вопросы Эва Мартон, венгерка, драматическое сопрано, спевшая, кажется, все «убойные» партии в немецких и итальянских операх включая Брунгильду и Турандот. Эва только что дала интервью двум итальянцам и была «разогрета» разговором. Она воплощала все образы, предназначенные для драматического сопрано, и, в частности, многократно спетую ею Валькирию (до и после преображения): в ней клокотал общественный темперамент и одновременно билась живая душа, жило своими законами горячее сердце. В качестве языка общения Эва выбрала немецкий.

ЭВА МАРТОН

 вам пришлю фотографию, на которой мы запечатлены вместе с Еленой в «Трубадуре», на сцене Гамбургской оперы, кроме нас там еще Франко Бонизолли и Лео Нуччи. Рассказать вам что-нибудь о Елене Образцовой? Что-нибудь — это слишком мало! Как только я слышала Елену, я сразу же пришла в восторг. Это было в «Метрополитен Опера», где-то в конце 70-х годов. Я была Еленой просто очарована. Я сама в это время пела Хрисофемиду в «Электре» с Эрихом Лейнсдорфом. Я тогда ничего не знала о Елене и вообще о русских певцах, слышала только Атлантова, которому разрешали выезжать на Запад. Я пошла с мужем на спектакль «Аиды», где она пела Амнерис. Во-первых, перед нами была удивительной красоты женщина, очень женственная, а в сцене судилища она так неподдельно страдала, металась по сцене, как львица. В ней было что-то бестиальное! Ее голос звучал потрясающе, а игра ее — была ли это игра? — действовала на меня просто уничтожающе: я все глубже и глубже вдавливалась в свое кресло. Елена меня просто подавила своим присутствием! Я подумала тогда: навсегда сохраню в памяти эту певицу! Просто потому что то, как она поет, как она действует на сцене, я такого в своей жизни никогда не испытывала! Мне сказали, что роль Амнерис пела Елена Образцова. А в роли Аиды выступала Рита Хантер, крупная такая, большая женщина, которая, встав на колени, долго не могла подняться. Не помню, кто пел Радамеса. Должна признаться, что ни один певец, ни одна певица не оставляли во мне такого сильного впечатления!

отом, в 80-е годы, мы много встречались в Гамбурге. Мы пели в «Трубадуре», я — Леонору, Елена — Азучену. Тогда в Гамбурге была очень насыщенная оперная жизнь, туда съезжались лучшие певцы со всего мира, такие, как Каппуччилли, Бонизолли, Доминго, Арагалль, Нуччи, Вайкль, Риччарелли. Это был наш дом, насыщенная событиями жизнь. Мы много проводили времени вместе, шутили, развлекались. На каком языке мы говорили? На итальянском? Нет, на певческом, в нем слиты воедино все языки и все наречия. Это шутка! Все-таки больше всего по-итальянски!

ак-то у меня был концерт в Будапеште, его организовал мой муж, доктор Мартон, и я смогла пригласить на него Елену, вместе с ней пели также Николай Гяуров, Петер Дворский и Шеррил Милнс. Мы спели третий акт из «Дон-Карлоса» Верди. Концерт назывался «Эва Мартон и ее друзья», Елена была его украшением! Ее Эболи блистала великолепием, это была тигрица, какое-то неукрощенное животное! Сегодня она замечательно поет на pianissimo, но я-то все равно знаю, что там, в глубине, таится дикая тигрица! На том концерте у нее был грандиозный успех.