Елена Прекрасная

С одной стороны, мне было смешно от их перепалки и особенно от выражения лица Юрки, с другой — я вся замерла в ожидании ответов Генки. А вдруг Макар спрашивал про меня? Что если он не забыл и не разлюбил…

— Это кто? — вытянулось у Генки лицо.

— Она! — ткнул в меня пальцем Юрок. — И по твоей милости!

— А я-то тут причем?! Если бы не ты, я и звонить бы ей не стал…

Если бы Генка не позвонил, я бы все равно уехала. Чем больше размышляла на эту тему, тем сильнее склонялась к мысли, что на отъезд мой повлияла картина танцующего с блонди Макара, нежели разговор с другом. Слишком много к тому моменту накопилось во мне сомнений, вот плотину и прорвало. Об одном жалела, что уехала тайком, не поговорив с Макаром. Надеялась, что он позвонит и даст мне возможность хотя бы объясниться. Но он не позвонил — и это иллюстрировало его истинное ко мне отношение.

— Хорош трындеть! Про нее твой… брат спрашивал? — снова указал Юрок на меня, сдерживаясь и не награждая Макара нелестными эпитетами.

— Не спрашивал. Извини, — тут же виновато посмотрел на меня Генка.

— Вот чмо! — выплеснул эмоции Юрок.

— Ты не виноват, — улыбнулась я Генке, хоть и хотелось уже зареветь белухой.

Не спрашивал и не спросит. Значит, не любил и не полюбит уже никогда. Да и, скорее всего, в Макаре теперь живет смертная обида на меня. Ну а мне нужно как-то выплывать из всего этого.

— Юр, пошли потанцуем…

Танцы всегда помогали мне отвлечься от грустных мыслей. Вот и сейчас, как только мы оказались с Юрком на танц поле, так сразу же я отключила мысли. Потом я снова начну их мусолить, а пока планировала танцевать до утра, чтобы устать так, как никогда еще не уставала. А потом вернуться домой на остатках сил и завалиться спать. И как было бы хорошо проспать до самой практики, на которую я должна отправиться через два дня. Но не получится. И эти два дня я буду продолжать думать о грустном, считая, что жизнь моя кончена. А потом я окажусь снова недалеко от Макара, и не дай бог мне воспылать надеждой на примирение! Его точно не будет, а вот встретиться снова нам, возможно, придется, если я не подгадаю так, чтобы забрать свои вещи, пока его самого не будет дома.

* * *

Накануне отъезда у меня состоялся серьезный разговор с мамой. Я сидела в своей комнате, готовилась ко сну и размышляла на тему, как все в нашей жизни проходяще. Вот буквально все!

Новогодний праздник остался позади. О нем напоминала, разве что, сосна под потолок в гостиной. Мама любила ставить именно такую — живую и высокую. Наряжение дерева к празднику возводила в целый культ или ритуал. И красовалась сосна у нас до конца января. А когда разряжала ее, мама всегда грустно вздыхала, что приходится убирать такую прелесть.

Все, что было наготовлено к Новому году, уже подъели, и хозяйки вынуждены были снова встать к плите, чтобы накормить родных чем-то вкусным и полезным, а главное, свежим.

В большинстве фирм не было новогодних каникул, и числа с третьего января (как вот я, например) сотрудники отправлялись на работу. Отдельная категория — студенты, у которых каникулы продлятся до февраля. Вот тут веселье еще было в разгаре, а похмельный синдром у многих становился явлением перетекающим изо дня в день. Студенты отмечали Новый год долго и со вкусом. Но опять же, не все, я же не отмечала.

Ну и самое главное любовь, когда от нее остаются лишь воспоминания. Почти всегда они грустные по той простой причине, что если ты вспоминаешь о любви, значит, ее уже нет в твоей жизни, значит, что-то помешало ей стать частью твоей последующей жизни. Опять же, как у меня. Именно свою быстротечную любовь я и вспоминала в тот вечер. Не то чувство, что все еще продолжала испытывать и не надеялась быстро от него излечиться, а то, что считала физическим проявлением любви — близость тел и душ, когда любимые рядом, и любовь их взаимна.

Я вспоминала Макара и очень сильно тосковала по нему. Стоило только прикрыть глаза, как я даже улавливала его неповторимый и мужественный запах, чувствовала тепло и надежность его рук… А на глаза просились слезы и в такие моменты я думала о том, что за всю свою жизнь столько не плакала, сколько делала это за последние дни.

— Не спишь? — заглянула в мою комнату мама.

— Собираюсь, — улыбнулась я ей. — А что?

— Хотела поговорить с тобой.

— Ну давай поговорим…

Мама вошла в комнату, аккуратно прикрыла за собой дверь и опустилась рядом со мной на застеленный ко сну диван. Мой диван в родительском доме, а не в квартире бабушки. Именно сюда я бежала из Питера, под родительское крыло. В эти дни мне очень хотелось видеть самых близких и любимых людей рядом.

— Дочка, может не стоит тебе никуда ехать? — посмотрела на меня мама так, как смотрела в детстве, когда я болела.

— Почему, мам?

— Ну я же вижу, в каком ты настроении. Догадываюсь, что тут замешан мужчина. Знаю, что ничего не расскажешь, даже если пытать стану. Но я же не слепая и очень за тебя волнуюсь. Бог с ней с этой практикой!

— Нет, мам, не бог. Такой шанс выпадает единицам — пройти практику в большой и успешной компании. Это же задел на будущее.