Елена Троянская

— Я думал, это никого не касается, кроме трех богинь и меня. Теперь я вижу, что ошибался. Когда имеешь дело с богами, это касается всех. Кроме того, богини не желали признавать свои слабости. Воинственная Афина, которой нет равных в ведении справедливой войны, хотела, чтобы ее признали красивейшей. Так же и другие богини. Поэтому они решили подкупить меня. Меня, смертного, которого могли смести с лица земли мановением пальца! В результате я выбрал Афродиту. Теперь Гера и Афина прогневались на меня, а вместе со мной за выбор бедного Париса, похоже, должны расплачиваться все троянцы.

— О бедный сын мой! Какая тяжесть обрушилась на тебя! Но все равно я пока не понимаю, каким образом эти события привели к нынешнему затруднительному положению.

— Гера и Афина пребывают в гневе. Они не делают различия между мной и троянцами. Они жаждут мести.

— А что же Афродита? — спросил Антенор.

— Увы, на войне от нее не много проку, — пожал плечами Парис.

Всех охватило волнение. Никто даже не обратил внимания на то, что Парис не объяснил, как именно Афродита соединила нас с ним. Никто не спросил и о том, что сулили ему богини, пытаясь подкупить.

— Мы находимся в этом положении по воле богов. Они всему причиной. Я был только орудием в их руках, — закончил свою речь Парис.

— Тогда мы должны попытаться исправить положение, — заговорил Эсак, который до сих пор молчал.

Я помнила его по более раннему совещанию, на котором обсуждался вопрос отправки Калхаса к оракулу; он походил на зверька с острыми блестящими глазами.

— Я давно заметил, что в отличие от людей богов легко отвлечь и задобрить. Немного лести, хорошая жертва — и готово.

Эсак старался выглядеть одновременно насмешливым и усталым.

— В этом случае не существует способа примирить их, — ответил Парис. — Приговор вынесен.

— Ни один приговор не является окончательным и может быть пересмотрен, пока тягающиеся стороны живы, — возразил Гектор. — Ты должен пойти на то же место и умилостивить их.

— Но их там больше нет.

— Они могут являться где захотят, и они появятся там, как только узнают о повторном суде.

— Но я-то все равно не изменю своего решения!

— Притворись, будто ты передумал. Скажи им что-нибудь приятное. Они это любят, — посоветовал Эсак.

XXXIX

Как только мы остались одни, в безопасности своего алькова, я притянула Париса к себе и шепнула ему — даже тише, чем шепнула, выдохнула:

— Ты должен рассказать мне в подробностях о том дне на горе Ида.

Я боялась, чтобы нас никто не подслушал — ни боги, ни люди.

Он повернулся ко мне, и в золотистом свете лампы я не столько услышала, сколько по губам прочитала его ответ:

— В то время я был еще пастухом и однажды в сумерках задремал на берегу ручья. Коровы разбрелись кто куда, но еще не пришла пора загонять их. Я лежал вот так…

Показывая, он распростерся на кровати и подложил руки под голову.

— Мелькали сны — легкие, быстрые видения. Фиалки пахли под головой. И вдруг… Я сначала подумал, что это сон. Меня окружили три женские фигуры. Я мог видеть сквозь них, но это не показалось мне странным. Я привстал, сел на траве.

Он опять показал, как это было.

— Потом я прошептал: «Чего вы хотите от меня?» Они приказали мне встать на ноги и снять сандалии. Я подчинился. Тогда они велели мне следовать за ними. Я ступал по прохладной траве, которая на ощупь напоминала полированный мрамор. Они привели меня на берег пруда, уединенного и укрытого в сени деревьев.

Парис сел на колени.

— В этот момент я испугался. Стоя на коленях, в которые впивались камни, я словно очнулся. Я понял, что это не сон. Посмотрев на эти… фигуры, я понял, что передо мной не смертные женщины, но богини. Я задрожал всем телом.

На лбу у него выступил пот. Я подумала о своей матушке, о ее судьбе. Встреча с богами — нелегкое испытание для человека.

— Тебе не приходило в голову сбежать?

— Нет, я понимал, что это бессмысленно. Тогда они убьют меня на месте. Я знал, они это сделают. Их глаза… было что-то ужасное, нестерпимое в их глазах, несмотря на все улыбки и ласковые слова.

— Ты видел их лица?

Я всегда думала, что увидеть бога в лицо означает неминуемую мгновенную смерть.

— Более того — я видел их обнаженными!

При воспоминании об этом он засмеялся нервным сдавленным смехом.

— Они заставили меня смотреть на них. Да, они разделись передо мной и потребовали, чтобы я сравнивал их прелести.

— Но… зачем?

Я подумала: может, это все-таки был сон?

— Не знаю зачем. Они сказали только, что я должен выбрать прекраснейшую из них.

— Ты сказал, что они пытались подкупить тебя, — напомнила я.

— Да.

Я ждала, что он продолжит рассказ. Но он молчал, опустив голову. Тогда я спросила прямо:

— Как? Что они предлагали?

— Не помню… забыл, — жалобно ответил он.

— Как ты мог забыть?

— Я же сказал, это было похоже на сон. А разве ты всегда помнишь свои сны? И даже если помнишь, какие-то детали выпадают, смешиваются друг с другом. Чем сильнее пытаешься их удержать, тем быстрее они ускользают.

— Ты сможешь найти это место?

— Думаю, да. Я знаю гору очень хорошо.