Елена Троянская

— Синон! — раздался голос Агамемнона, и перед ним вырос похожий на обезьяну Синон. — Успех всего предприятия зависел от тебя, от твоей находчивости. Ты не сплоховал, справился блестяще. Это тебе. Ты тоже заслуживаешь большего, но прими это как знак уважения.

— Благодарю, мой господин. — Синон взглянул на свою долю. Ясно было, что позже он потребует больше, но, как хороший артист, он сыграл свою роль и на этот раз.

— А теперь я хочу прославить тех, кто, рискуя жизнью, проник в город, сидя внутри коня. Менелай! Одиссей! Диомед! Махаон! Эпей! Неоптолем! Малый Аякс! Мы поднимаем кубки за вас!

Кто-то сунул кубок мне в руку. Тут же подбежал мальчик, налил вина. Я вылила его на землю.

— За Эпея! За Синона! За коня! — раздавались крики.

Все пили, кроме троянских женщин.

Агамемнон дико хохотал.

— А теперь за дом, где нас ждут! — Он выпил и отер рот. — Домой, пора домой.

Менелай что-то прошептал ему на ухо, но Агамемнон недовольно нахмурился и отвернулся.

— Я думаю, боги довольны. Мы их не обидели, — бросил он.

Гекубу так и не нашли. Думаю, в темноте она бросилась в море и утопилась. Когда пир завершился, факелы залили водой, столы разобрали, пленниц повели в шатер. Неожиданно рядом со мной появился Идоменей.

— Елена, — заговорил он, — я провел здесь много лет, но ни разу не видел тебя. Я рад тебя приветствовать.

— Спасибо на добром слове, Идоменей, — посмотрела я на доброго человека из моей прошлой жизни.

— Что бы ни ожидало тебя в Спарте, знай, я твой друг. Сколько бы тебе ни исполнилось лет, равных тебе нет и не будет. Ни одна женщина, кроме тебя, не способна вызывать восхищение, уже поседев. — Он посмотрел мне в глаза. — Ты, Елена, вечна и неизменна.

— Нет, — покачала я головой. — Я не только изменилась, я исчезла. Исчезла вместе с Троей. Елены больше нет.

Только идиоты, которые везут меня обратно в Спарту, могут не понимать этого.

Часть III СПАРТА

LXXIV

Поднялся ветер, пламя в факелах запрыгало, заплясало, посылая россыпи искр в небо — и среди старых звезд загорелись новые, ярко-красные. Мне в рот набился песок. Мужчины стали собирать стулья, амфоры, трофейное оружие.

— На рассвете отплываем, — распорядился Агамемнон.

Я заметила, как Менелай коснулся плеча Агамемнона, но тот отбросил его руку.

— Малый Аякс осквернил не только храм, но и Кассандру, — предупредил Менелай.

— Ты говоришь, Кассандра осквернена? — спросил Агамемнон так громко, что его могли слышать и я, и другие.

— А как ты называешь женщину, которую изнасиловали? — Менелай спросил даже с некоторым удовлетворением.

— А как ты называешь женщину, которая сама предлагает себя, как твоя?

— Откуда ты знаешь, чем занимается твоя, пока тебя нет? — поддел его Менелай. Я даже не подозревала, что он может быть таким ядовитым.

— Она не посмеет нарушить супружескую верность, — изрек Агамемнон. — Скоро она узнает, какому наказанию я подверг троянцев.

— Каким же образом она узнает? — поинтересовался Менелай.

Я заметила, что он прихрамывает на левую ногу.

— Она написала мне письмо с просьбой зажечь костер на горе Ида, когда Троя падет, — ответил Агамемнон. — По этому сигналу запылают другие костры на всем пути до Арголиды: на лемносском мысе Гермей, на вершинах Афон, Максит, Месапий, Киферон, Эгипланкт и Арахна. Но самый главный сигнал — костер, который мы зажгли в Трое.

— Пожар уже закончился, — ответил Менелай: он всегда все понимал слишком буквально.

Агамемнон прав: Троя будет пылать в веках.

— Война удалась на славу. — Агамемнон погладил себя по животу. — Я доволен вполне. А ты, младший брат, похоже, не очень?

— Интересно, что ты скажешь, когда вернешься в Микены. Нас так долго не было дома. Никто не знает, что нас там ждет.

Менелай повернулся и направился ко мне, стараясь шагать ровно. Нет сомнения: он ранен. Как я прежде не замечала?

— Елена! — сказал он. — Это твоя последняя ночь на троянской земле. Я оставляю тебя наедине с твоими мыслями. Завтра мы отплываем домой, в Спарту. У меня остался всего тридцать один корабль. Всего тридцать один. А привел я сюда шестьдесят. Такой ценой — и еще ценой многих жизней — пришлось заплатить за твое безумство.

Я ничего не ответила, только смотрела на него и отмечала перемены, которые произошли в нем. Новый облик заслонил прежний, молодой. Теперь его лицо было покрыто морщинами, губы сжаты. Двигался он осторожно, словно скрывая слабость, а не как молодой атлет. Война наложила на него свой отпечаток.

Меня проводили обратно в полуразрушенный шатер Ахилла, к женщинам, и дали матрас. Все лежали тихо, если не считать тех, кто стонал во сне. Место Поликсены пустовало, на него было больно смотреть.

Последняя ночь в Трое, как сказал Менелай. В последний раз я склоню голову ко сну, зная, что подо мной, внизу находится троянская земля. Сама Троя превратилась в пепелище, и с восходом солнца я увижу, как безобразные струи дыма тянутся к небу, словно скрюченные пальцы, которые молят о пощаде.