Эления

— Прекрасно, Спархок, — прошептала Сефрения. — Используй свое преимущество. Азеш ощутит неуверенность Отта, и тогда неуверенность и сомнения одолеют и его.

По всему Храму эхом разносились шум ударов, крики и стоны жрецов, попавших под тяжелую руку рыцарей. И так они прокладывали себе путь через плотно сомкнутые ряды укутанных в зеленое людей, пока не достигли подножия первой под алтарем террасы.

Несмотря ни на что, Спархок в душе ликовал. Он не надеялся продвинуться так далеко, и его неожиданная удача придала ему сил и наполнила чувством непобедимости.

— Ну, Отт, — сказал он, грозно посматривая поверх террас на обрюзгшего императора. — Пробуди же наконец Азеша. И мы посмотрим, могут ли Старшие Боги, также как и люди, познать, что такое смерть.

Отт с минуту в ужасе взирал на Спархока, затем кое-как сполз с носилок и съежился на полу, ноги совсем отказывались служить бедняге.

— На колени! — визгливо крикнул он Энниасу. — На колени и моли нашего Бога о спасении. — Очевидно, узнав о том, что его солдаты не могут проникнуть в Храм, Отт был охвачен еще большим страхом.

— Келтэн, — позвал Спархок своего друга. — Для начала покончите с этими жрецами, а потом убедитесь, что солдаты не прорвутся и не нападут на нас сзади.

— В этом нет необходимости, Спархок, — сказала ему Сефрения.

— Знаю, но там они будут в большей безопасности. — Он глубоко вздохнул. — Ну, пора! — Он стащил с рук латные рукавицы, сунул клинок под мышку и снял стальной мешочек со своего пояса. Он отогнул проволоку, которой тот был закручен, и вытряхнул Беллиом себе в руку. Цветок-гемма казался очень горячим, и сияние, полыхавшее подобно зарнице в летней ночи, охватило его лепестки.

— Голубая Роза! — резко проговорил Спархок. — Ты должна будешь исполнить то, что я прикажу!

Отт, полустоящий на коленях, полусидящий на корточках, бормоча, возносил молитву своему Богу — но из-за охватившего его ужаса и страха молитва была неразборчива. Энниас, Личеас и Арисса, также коленопреклоненные, неотрывно смотрели на уродливое лицо идола, угрожающе возвышавшегося над ними. И глаза их все больше полнились страхом и безысходностью по мере того, как они постигали истинную суть извращенного Божества, которому они поклонялись.

— Приди же, Азеш! — умолял Отт. — Пробудись! Услышь молитву слуг твоих!

До этого закрытые, глубоко посаженные, глаза идола, начали медленно приоткрываться, и из-под тяжелых его каменных век блеснул зеленый огонь. Спархок почувствовал, как волна за волной черной злобы исходит на него от этих гибельных глаз. И он стоял, оглушенный, повергнутый в полуобморочное состояние присутствием зловещего Бога, так долго мучившего и преследовавшего рыцаря.

Идол двигался! Казалось, он весь пошел волнами, и руки его, похожие на щупальца, алчно подрагивая, потянулись к сверкающему самоцвету, к единственному, что могло даровать ему спасение и свободу.

— Нет! — сказал, точно проскрежетал, Спархок. И занес меч над Беллиомом. — Я уничтожу его! — пригрозил он: — …и тебя вместе с ним!

Казалось, идол испытал ужас и в глазах его появилось удивление.

— И зачем ты привела этого невежественного дикаря в мое присутствие, Сефрения? — Голос был пустым и раздавался эхом по Храму и в голове Спархока. Рыцарь знал, что Азеш мог бы уничтожить его в одно короткое мгновение, меж двумя ударами сердца, но почему-то медлил и не спешил обрушить свою мощь на человека, дерзко угрожавшего мечом Сапфирной Розе.

— Я всего лишь покорно следую своей судьбе, Азеш, — спокойно проговорила Сефрения. — Я была рождена для того, чтобы привести сюда Спархока и он смог бы лицом к лицу столкнуться с тобой.

— А что за судьба у этого Спархока? Знаешь ли ты, что предначертано ему? — в голосе Азеша послышалось отчаяние.

Идол в напряжении замер, но уже через мгновение он повелевал, и приказ его, грубый и не терпящий возражений, направлен был не на Спархока.

Сефрения задышала с трудом и вся она поникла как цветок, загубленный первым дыханием зимы. Спархок мог даже чувствовать, как угасает она. Сефрения покачнулась и ее охватила дрожь, когда Азеш силой своей мысли лишил волшебницу защиты.

Спархок сильнее сжал рукоять меча и выше поднял его. Если с Сефренией что-то случится, они пропали, и рыцарь не ведал, может ли он теперь еще медлить с последним роковым ударом. Он вызвал в своем воображении образ лица Эланы и еще крепче сжал в руке оружие.

Звук этот был неслышен никому другому. Он знал это. Это звучало только у него в голове; только он мог слышать этот звук. Это было настойчивое звучание пастушьей свирели, в котором чувствовались нотки раздражения.

— Афраэль! — с неожиданным облегчением позвал Спархок.

Маленький порхающий светлячок замаячил перед его лицом.

— Ну, наконец-то, — услышал он гневный голосок Флейты. — И что ты так долго тянул, Спархок? Ты что, не знаешь, что должен позвать меня?

— Нет, я этого не знал. Помоги Сефрении.

Не было ни прикосновения, ни движения, ни звука, но Сефрения выпрямилась и слегка провела пальцами по уставшим векам. Глаза идола зажглись недобрым огнем, и он взглядом отыскал светлячка.