– Да-да. У эльфов вообще очень богатый язык. Там несколько миллионов слов используется. Люди с симбионтом-эльфом имеют способности к изучению языков. Они произносят звуки не только губами и языком. У них вся гортань задействована – носовое, горловое дыхание. Обалденно красиво говорят. А когда поют, как будто сирен слушаешь. Особенно девушки чистоголосые. Девушки-эльфы вообще чёрный цвет любят. Все как одна. У них девяносто четыре оттенка чёрного. Они все помешаны на худобе. А чёрный их стройнит. А мардоги вообще дальтоники. Но различают пятьдесят оттенков серого. И тоже дают им названия. У них язык простой, односложный и гавкающий какой-то. А белого они просто боятся, потому что у них в белую мракошь покойников заворачивают перед сжиганием. Поэтому на мардога можно просто белую ткань накинуть, и у него паника начнётся. Но это должна быть очень-очень большая простыня.
– Пятьдесят оттенков серого?
– Ага. Эту книгу мардог писал. У нас в тюрьме. Под нашим контролем. – Дети вытаращились на Светлану, и она, усмехнувшись, добавила, – Шучу я, шучу.
– Что такое мракошь?
– Это тонкая ткань, по составу похожа на наш гибкий пластик, производится специально для захоронения. Мгновенно воспламеняется, сама повышает температуру, способствует быстрому сжиганию и препятствует распространению запаха. Воняют они, я же уже говорила.
– Вот уроды, покойников жгут, – нахмурившись, Никита заёрзал на стуле.
– Не только покойников. Живых тоже сжигают с удовольствием. Особенно охотников. Особенно на чужой территории. Найдёшь угольки в лесу, и ковыряется Славик потом несколько недель с аналитиками, всю базу ДНК перелопачивают.
– А что, может, пожрать сходить? А то чую, потом аппетита вообще не будет, – побледнев, Никита обнял себя руками.
– Значит, ещё одно правило: с преподавателями общаемся уважительно и культурно. Так выражаться в кабинете имею право только я, а остальные будут жрать из собачьей миски у порога. Понял?
– Понял, – Никита почесал разбитую скулу.
– А теперь в столовую. Кушать пора, дети мои.