Эльф ведьме не товарищ

Это был не просто автомобиль. Он был живой! Колючий, на манер взъерошенного ежа, он лукаво подмигивал мне фарами и улыбался во весь бампер. Вконец офигевший кот сидел пушистым задом на асфальте и таращился на чудо. На ступеньках стоял как громом пораженный дядя Миша, глаза его лезли из орбит, просто вот-вот вывалятся и укатятся в кусты. Мужчина являл собой иллюстрацию к детскому стишку: «Открывает щука рот, а не слышно, что поет». Вместо звука изо рта доносилось нечленораздельное бульканье. Увидев состояние дяди Миши, я отчетливо поняла, что сейчас меня, наверное, точно убьют. В этот момент с беззаботно лыбящегося во весь радиатор «жигуля» упал номер. Я кокетливо попыталась загнать его под днище. Автомобиль скосил лупоглазые фары на владельца, счастливо заурчал и подрулил к нему, призывно помахивая передней дверцей.

Мужчина заорал. Я вздрогнула. Яшка подцепил меня зубами, закинул в седло и дал деру. Васька подскочил на месте и кинулся следом, завывая на манер пожарной сирены. «Жигуленок» умудрился-таки сграбастать отчаянно отбивающегося автовладельца. Дверца захлопнулась, послышалось довольное урчание мотора и приглушенные стеклами вопли незадачливого автолюбителя. Вот так я покинула родной двор. С шиком, в общем.

Яшка вырвался на дорогу и помчался легким кошачьим скоком, не делая различий между крышами автомобилей и непосредственно асфальтом. Для мутанта, выросшего в непролазной глуши, любимым пастбищем которого было болото, город был чем-то вроде аттракциона, поэтому передвигался он по городу шустро, невзирая на препятствия, что вызывало негодование у автовладельцев. В глубине души, где-то очень глубоко, я их понимала. Мало кому понравится, когда по крыше его машины, зловеще скрежеща когтями, промчится неуправляемая черная бестия с орущей, растрепанной ведьмой на спине. Следом сломя голову мчался крупный черный кот, вопящий, что его опять забыли. Постовые давно не обращали внимания на наши безумные скачки. Яшка гордо предпочитал игнорировать людей как в форме, так и без, а в особо настойчивых плевался – надо сказать, очень метко. Что тоже не способствовало взаимопониманию.

Академия находилась недалеко от Красной площади. Специально созданное и часто обновляемое заклинание тщательно запирало творимое волшебство внутри стен Академии, дабы местное население не страдало от такого соседства. Я влетела во двор, как обычно проигнорировав путь через ворота. Проще перелезть через каменную стену на имеющей когти лошади, чем достучаться до привратника и битый час втолковывать старому, полуглухому троллю, как мне необходимо попасть внутрь. Несмотря на ранний час, возле коновязи стоял высокий мужчина и привязывал каракового жеребца. Беда в том, что именно это местечко облюбовал себе Яшка. Я едва успела осадить возмущенного людской наглостью коня. Яшка коротко взвизгнул и попытался цапнуть чужую лошадь. Я выругалась, незнакомец согласился. Конь испугался внушительных клыков Яшки и ретировался, порвав повод. Я извинилась в спину мужчине, спешилась и помчалась в сторону основного корпуса, где располагался кабинет ректора. Привязывать коня не имело смысла. Повод его не удержит, он и так подождет моего возвращения. Я привычно нырнула в двери альма-матер. Необычно пустые коридоры свидетельствовали о слишком раннем часе. Если мне не изменяет память, сейчас студенты завтракают. Вот и славненько. Не хотелось пробиваться сквозь плотный строй спешащих на уроки учеников. Запыхавшийся Васька настиг меня у дверей кабинета.

– Трудно было меня подождать? – обвиняюще ткнул в меня лапкой он.

– Надо было бежать быстрее, – пожала плечами я.

Постучать я не успела.

– Войди, дитя мое, – раздался мягкий мужской голос из-за двери.

О кабинете ректора ходило множество различных слухов. Поговаривали, что ректор скрывает в комнате чудовище: дракона или даже лабиринт с Минотавром. Будто здесь ректор хранит останки неудачливых учеников, заспиртованные в банках, как жабы в кабинете, где варят зелья. Чушь полнейшая, но многие верили. И теперь мне, законченной неудачнице, над чьим именем потешались всей Академией, с кем дружить считалось зазорным, предстояло ступить в таинственный кабинет. Неудивительно, что я застыла на пороге, трепеща, словно школьница на первом свидании.

– Ну что застыла как изваяние? – ехидно поинтересовался подбоченившийся Васька. – Если не собираешься входить, чего мы тогда приперлись?

Я осторожно открыла дверь и шагнула в святая святых.

Кабинет как кабинет. Все в благородных тонах красного и эбенового дерева. Несмотря на летнюю жару, затоплен камин. В мягком ворсе ковра нога утопает по щиколотку. Много полок и книги, книги, книги… Ректор сидел в кресле-качалке, наблюдая за мной через очки в роговой оправе. Невозможно сказать, сколько на самом деле лет этому мужчине. На вид не более сорока, но он наверняка старше. Возраст выдают глаза, мудрые, словно глядели не одно столетие.

– Здравствуй, Виктория! – вежливо поздоровался он.

– Здравствуйте, – робко откликнулась я, чувствуя себя провинившейся ученицей под строгим взглядом наставника.