Сверху, наверное, с самого неба, спустилась золотая верёвочка. Ну, как он сам не догадался! Дети так любят качели! Надо только чуть-чуть подсадить. Руки ватные… Малышка казалась необыкновенно тяжёлой. А сверху светило солнце, эльфы резвились среди прекрасных мэллорнов. Он ведь тоже эльф, значит, сильный, хоть и маленький. Ещё немного… выше… – раз! – девочка, наконец-то, крепко ухватилась за верёвочные качели и стремительно взмыла вверх, к самому небу, теряющемуся в звенящей, причудливой листве.
Юный эльф без сил упал на траву. Хотелось спать, глаза слипались, тело отказывалось слушаться. Но кто-то настойчиво теребил за плечо, и, собрав остатки воли, Лас обернулся… Как прекрасна она в ореоле золотых локонов! Улыбка дышит теплом и заботой. Протянула к нему тонкие, полупрозрачные ладони.
– Поднимайся, эльдэ[17]. Пойдём! Ты молодец!
Лас улыбнулся в ответ и крепко сжал протянутые к нему, пахнущие фиалками руки… С тобой – куда угодно, Владычица!
Руаэллин не видела, как Назар спустился в трещину. Она неподвижно сидела чуть поодаль и неотрывно глядела на огонь. Притихший, вмиг повзрослевший подросток время от времени подбрасывал в костёр хворост. Оба они молчали, и почему-то ни у кого не возникало желания к ним подойти.
Потянулись томительные минуты ожидания. Лас перестал отзываться, его фонарик погас, и лишь изредка снизу доносилось невнятное бормотание, говорившее о том, что юноша ещё пытается что-то сделать. Наконец, Татьяна вышла из пещеры: ей стало плохо. Около трещины остались двое спасателей и спелеолог Василий. Но и у них начинала кружиться голова. Двадцать минут. Полчаса. Сорок минут. Руаэллин с мальчиком по-прежнему сидели у костра, эльфы тревожно замерли у входа в пещеру. Подъехала, вызванная спасателями, карета скорой помощи. Сорок пять минут. Пятьдесят.
Вдруг верёвки, опущенные в щель, натянулись. Худенький, жилистый Василий насколько мог, наклонился вниз и вытащил на поверхность девочку. Малышка была без сознания, но её ручки так крепко сжимали спасательные верёвки, что трое взрослых мужчин едва смогли их расцепить. Вслед за ребёнком подняли и Ласа. С большим трудом ему удалось преодолеть неудобно торчащую каменную глыбу. Когда же, наконец, Назар вылез наверх, всё тело его колотила мелкая дрожь напряжения. Свободно вздохнув полной грудью, он закрыл глаза и рухнул на руки спасателям.
7
Куда исчез золотой лес, Назар не знал, но запах фиалок остался. Он лежал в незнакомом месте, на ворохе белоснежных, вышитых подушек. Комната, явно не больничная, принадлежала женщине или девушке: это можно было определить по изящному убранству и разным милым мелочам, обычно наполняющим женскую спальню. Лас заметил целые каскады колокольчиков, свешивающихся с потолка. Лёгкий сквознячок пробегал по ним иногда, и колокольчики издавали тихий, переливчатый звук.
Атмосфера этой комнаты дышала спокойствием и уютом. Изящная гобеленовая гардина была опущена, но в открытое за ней окно влетал сладостный, свежий аромат зеленеющего сада. На столике для рукоделья лежали пяльцы с натянутой тканью, в фарфоровых пиалах поблёскивали разноцветные бусины. Через спинку кресла было небрежно перекинуто что-то кремово-шёлковое с золотым шитьём: может – платье, а может – покрывало.
Лас попытался встать и тут только обнаружил, что сам одет в тонкую, почти прозрачную рубашку канареечного шёлка, сплошь покрытую вышивкой каких-то диковинных райских птичек и бабочек. Голова болела, руки и ноги не слушались. От резких движений изнутри подкатывала противная тошнота. «Вообще-то, какая разница, где я? – подумал вдруг юный эльф. – Главное, не в больнице и не дома…» И он блаженно откинулся на пахнущие фиалками подушки.
Ласу снилась мама. Вернее, её голос, полный тревоги и слёз. А рядом – другой голос, смутно знакомый, принадлежащий, наверное, очень красивой женщине.
– Что случилось, доктор? Почему с ним всегда что-то случается? Ну, почему он не может жить, как все нормальные люди?!
– Потому что он – эльф.
– Но ведь это игра, расстройство воображения. Его детство давно закончилось!
– Поверьте, все мы до старости во что-то играем! А ваш сын – вполне нормально развивающийся мальчик, впечатлительный, с тонкой душевной организацией. Но это свойственно всем талантливым людям. Я думаю, вам не о чем волноваться.
Юноша открыл глаза. Он вспомнил этот голос! Руаэллин! И это не сон?! Действительно, в приоткрытую дверь из соседней комнаты доносились обрывки разговора. Мама называла преподавательницу «доктором», и беседа протекала очень спокойно, что тоже немало удивило Назара. Женщины то и дело возвращались к какой-то ранее начатой теме психологического характера, но суть её Лас так и не смог уловить. Зато он понял, что случилось с ним в пещерах.