Моя улыбка увядала с каждым его словом — его спокойная настойчивость опять убила все мои порывы, опять, деньги решают большую часть проблем, связи решают даже то, что не могут решить деньги. Мой папа за свою тысячу лет накопил столько связей, что мне с ним не тягаться, стоит ему написать одно письмо — и мне откажут в работе, по за уши притянутым причинам, но откажут. Все, я в рабстве у собственной семьи, практически в заключении. Но это не значит, что я сдамся.
— Я, пожалуй, тоже на этом поезде поеду, — медленно кивнула я сама себе, папа мягко сказал:
— Мы это еще обсудим.
— Я не сомневаюсь, обсуждайте.
— Спасибо, что пришли, Роман, — сладко улыбнулась мама моему куратору, — уже поздно, Улли пора спать.
Я вздрогнула так, как будто она мне на голову супницу перевернула — отличный способ показать мое место в этой семье. Я демонстративно посмотрела на часы и усмехнулась:
— В половине девятого?
— Дети должны ложиться в девять, — еще слаще улыбнулась мама, отвратительно напоминая мне Асани, — а тебе еще ножки мыть.
— А, — медленно кивнула я, вытирая руки салфеткой и с силой швыряя ее на стол, — ну, дети должны — дети пусть и ложатся, — встала, с грохотом отодвигая стул, кивнула застывшей маме и папе, пытающемуся что-то передать ей взглядом, — всем спасибо за ужин, было очень приятно. И полезно. Надеюсь, это был мой последний ужин в этом доме.
Я стремительно пошла к двери, не глядя больше ни на кого, особенно на Романа, мне было перед ним дико стыдно. В спину донесся папин голос:
— Улли, подожди…
Я пошла быстрее, папа догнал меня уже на улице, поймал за рукав, я с силой выдернула его и пошла быстрее, он пошел рядом, тихо сказал:
— Улли, не обижай маму, она хочет тебе добра.
— Почему же делает тогда одни гадости?! — я остановилась, по лицу потекли слезы, папа тяжко вздохнул и протянул мне платок, я не взяла, вытерла лицо рукавом и дерзко заглянула ему в глаза: — Ну?! Почему я сижу дома как в тюрьме, мои ровесники давно детей нянчат, а я сама дите, мне "ножки мыть"?!
— Улли…
— Я же особенная, конечно, я фамильяра не могла сто лет призвать, незрелая я. Все, есть у меня теперь фамильяр, я поеду куда захочу, когда захочу, и с кем захочу. И я хочу завтра.
— И с Романом, да? — вздохнул папа. Я молчала, он смотрел на меня, наконец сказал: — Мама пытается тебя защитить как раз от этого. Ты еще очень молода…
— Когда я стану "не молода", он постареет и умрет. Я вечно буду "молода" в вашем понимании.
— Потому что такова жизнь, Улли, ты эльф…
— Я полуэльф.
— Это не важно. Тебя ждет долгая жизнь, множество возможностей, не пори горячку и не порти отношения с семьей ради мимолетного увлечения, их еще столько будет, а семья одна.
Я молчала и думала о том, что семья за последний год не подарила мне столько радости, сколько "мимолетное увлечение" за два дня. Папа как будто что-то понял, вздохнул и гораздо тише сказал:
— Знаешь… я не должен тебе этого говорить, это считается интимной темой. Но я скажу, чтобы ты поняла и не обижалась на маму. Она прошла ритуал единения душ. А когда после этого ритуала один из супругов умирает, с ним умирает половина души второго. У нее нет половины души, уже очень много лет, она не способна на то количество любви, которое тебе нужно, постарайся ее понять. Она знает, как это больно, терять любимого, и пытается тебя уберечь от этой боли, пытается изо всех сил, любыми методами.
— А ты от чего меня пытаешься уберечь? — я не верила ему ни на грамм, мама вела себя не как любящий родитель, а как ревнивый собственник, у которого уводят породистую скотину. Папа видел мой скептицизм и молчал, чуть пожал плечами, тихо сказал:
— Я хочу, чтобы ты была счастлива.
— Я буду, — с вызовом кивнула я, — я в этом вопросе — самое замотивированное лицо.
— Смотри мне, — шутливо погрозил пальцем папа, я ненатурально улыбнулась и опять сделала недовольную мину, он кивнул в сторону дома: — Пойдем, а то там мама Ромку уже доедает, наверное.
— Его проблема, — фыркнула я, — кому что, а я иду выгуливать лосика. Лось! — за ближайшим углом зацокали копыта, лось подошел и кивнул папе:
— Добрый вечер.
— Добрый. Не уходите далеко, уже поздно.
— Ага, — иронично кивнула я, вскарабкиваясь к лосю на спину, умудрилась сесть ровно и толкнула лося пятками: — Поехали!
Он мягко побежал в сторону леса, было уже темновато, но забор крайней улицы перед лесом я рассмотрела. Но сделала вид, что не рассмотрела. Лосик все понял, ускорился, и перемахнул забор высоким прыжком, при котором я не свалилась только благодаря левитации, перебежал огород и прыгнул еще раз, стал углубляться в лес, тихо сказал:
— В дикий поедем спать?
— Поехали. Я хочу поорать, овраг отлично экранирует мои вопли.
— В смысле "поорать"?
— Сейчас приедем — я тебе покажу. И научу. Я чувствую в тебе большой потенциал.