В ушах стоял вопль – Зарёнка продолжала кричать, даже похороненная заживо, а может, уже и вовсе не живая. Завыла Найда, отчаянно, дико, закрутилась на месте, сходя с ума.
Упали эльфы, не устоял Месяц, и только Борозда всё тянула, всё длила жуткую песнь смерти и жизни – всего поровну, а деревцеЗарёнка новыми и новыми ветвямиклинками пронзала чёрный камень Ниггурула.
И из камня уходила сила, странное подобие бытия и сознания покидали его, он умирал, медленно, сопротивляясь, но умирал.
…Лемех не помнил, как оно всё закончилось. С трудом всплывали в памяти обрывки – деревце и обсидиан, замершие в неразрывных объятиях, эльфы, едва держащиеся на ногах, волокли обеспамятовавшую Борозду.
Лемех и Найда шли сами. Падая и поднимаясь, но с Ниггурула они выбрались без посторонней помощи.
Не осталось сил, но осталась ярость, остались злоба и ненависть. Тёмные человеческие злоба и ненависть, которые коли разбудишь – берегись, не будет тебе ни прощения, ни пощады, ни даже быстрой и лёгкой смерти.
Так вот зачем им наши мальчишки и девчонки. Вот зачем им «Эльфийская Стража» – чтобы зарыть на этом проклятом поле, закопать в землю, похоронить заживо.
Крики Зарёнки попрежнему оглушали. Не уходили, не таяли, не пропадали, и казалось – Лемех обречён слушать их вечно.
…На краю Ниггурула, на краю живого леса, они рухнули все вповалку. Чьито ладони поддерживали голову Лемеха, чьито руки подносили к губам черпачок с терпким, обжигающегорячим питьём, отгонявшим пережитое и возвращавшим силы.
Борозда лежала, словно мёртвая. Губы сделались синюшными, руки раскинуты, в уголках глаз запекшаяся кровь.
Над ней хлопотали Месяц и ещё какаято эльфийка, а рядом – не поверил своим глазам Лемех – на коленях застыл Гриня, как тогда, на Лемеховом подворье, водя ладонями над головой неподвижной волшебницы.
Хуторянин дёрнулся – и застонал сквозь зубы. Ледяная игла пронзила насквозь, от паха до темечка.
– Лежи, – жёсткая ладонь придавила его к земле. – Довольно натворил.
– Полночь… – прохрипел Лемех.
– Он самый, – без улыбки кивнул эльф. – Насилу успел… как прослышал, что ты учудил. Лежи тихо и пей вот это, легче должно стать.
У губ вновь оказался черпачок с обжигающеогненным отваром. Из глаз сами собой потекли слёзы, рот и горло вспыхнули огнём – так не перчили и в Кинте Ближнем, где, как известно, без специй даже воду не пьют.
Лемех торопливо проглотил даденное, приподнялся на локте, нетерпеливо отталкивая руку Полночи.
– Гриня! Гриня, сын!
– Молчи. Не мешай. Ему Борозду вытащить надо. Забрела слишком далеко…
– Куда?
– В Ниггурул, – нехотя отозвался Полночь.
– Будет вратьто! – не выдержал Лемех. – Никуда она не убредала! Со мной рядом стояла, да не просто так, а цеплялась, будто тонет! Это Зарёнку она да, утопила, в земле, заживо! Вот кто уж точно слишком далеко забрёл!
– Тише, – поморщился Полночь. – Никак ты не уразумеешь, Лемех, что я тебе не враг. Я помочь хочу и тебе, и другим хуторянам.
– Много ты нам поможешь, наших девочек живьём закапывая… – больше всего Лемеху хотелось сейчас просто и без затей заехать надменному эльфу в ухо – как принято у них, деревенских, как принято было в роте; но тело, увы, повиноваться категорически отказывалось. – Понял я теперь, зачем вам эта ваша «Стража» понадобилась…
– Ничего ты не понял! – отрезал Полночь. – Слышал звон, да не знаешь, где он.
– Я не слышал. Я видел, – Лемех обессиленно откинулся. Тотчас же по щеке прошёлся шершавый язык Найды.
«Хозяин? Ты здесь, хозяин?»
«Здесь, старушка. Не бойся», – хотел потрепать верную спутницу по загривку и не смог – рука отказывалась шевелиться.
– Лежи, – лицо Полночи оставалось непроницаемым. – Потом поговорим.
– Устал я уже разговоры разводитьто, – нашёл силы отозваться Лемех. – Верни мне моих сыновей и разойдёмся с миром. Навсегда.
– Не будет тебе мира, – в глазах эльфа полыхнуло тёмное пламя. – Ни тебе, ни нам, ни вообще всем, кто живёт вблизи Ниггурула. Потому что когда он – или она, или оно – выр…
– Слышал уже! – прохрипел Лемех.
– Ты же сам всё видел! – нагнулся к нему Полночь, явно теряя терпение. – Видел, что Борозде пришлось сделать!
– Что Борозда твоя учинила – и вправду видел. Так что ж это выходит, ты и моим сынам такую участь готовишь? На этом вашем Ниггуруле деревцами встать?!
– Эльфы вставали, – Полночь опустил голову. – Вставали много лет, вставали десятилетиями и веками. Не ожидая помощи и не требуя наград.
– Требуя, требуя, – губы Лемеха скривились. – Вот сейчас и требуешь. С меня. Мол, давай, человече, восхитись подвигом нашим, проникнись и веди нам своих сынов и дочек, на пепелище места ещё много, на всех хватит.
– Дурррак, – прорычал эльф. – Думал, ты поймёшь.
– Я понял. Как Зарёнку деревом сделали!