И да, если бы меня пленили нынешние хозяева сущего, так просто было б не вырваться».
Под ногами – нечто гладкое, без малейших неровностей, словно лёд. Нет, неправда. Лёд не бывает таким. Наверное, скорее зеркало, огромное, какое, болтали, висит в гареме кинтского правителя. Плоть мира расступается и смыкается за Лемехом, и он не может взять в толк, как же это оно так.
«Что я должен сделать?»
«Ты увидишь».
Парни шагают молча, Гриня почти висит на плече Ариши, ноги у него заплетаются. То и дело принимается чтото бормотать себе под нос, словно не в себе. Хотя, может, и впрямь не в себе. Дурьто эльфийская небось так просто не уйдёт, чай, не похмелье после доброй попойки.
Становилось всё холоднее. Мертвенный синеватый свет, тропа возникает прямо перед ними и тотчас же исчезает за спинами. Ариша тяжело дышит, жалобно поскуливает Найда – даже ей жутко, обычно бесстрашной.
«Долго ещё?»
«Нет. Мне приходится держать эльфов занятыми, чтобы они не перехватили бы вас. Пока вы не доберётесь до меня, это в их власти».
«Смотри, можем и не успеть».
«Должны», – безапелляционно заявила Птица.
Позади Гриня снова начал чтото бормотать, всё взволнованнее и неразборчивее, потом начал дёргаться, словно кукла на ниточках.
«Борозда пытается открыть сюда дорогу через твоего сына. У неё ничего не получится».
Лемех утёр со лба пот. Стало совсем холодно, точно зимой, изо рта валил пар – и с тебя же градом льёт, словно дрова рубишь без устали, топором машешь.
«Скорее», – вдруг поторопила их Птица.
Да, отсюда дороги уже нет. Захочет она – и останутся Лемех с сыновьями и Найдой тут на веки вечные.
«Ещё быстрее!» – словно удар хлыста. Мороз начал обжигать щёки.
«Бегом!»
Ноги едва несли Лемеха, синеватый неживой свет и впрямь казался исходящим от Солнца Мёртвых, они шли и шли не через мир и не через подземелья, шли невесть какой дорогой, запретной для прочих смертных. Точнее, уже не шли, бежали, и Ариша едва волочил Гриню, голова младшего моталась из стороны в сторону тряпичным мячиком.
«Всё», – вдруг сказала Птица.
Лемех замер, тяжело дыша, в левом боку кололо.
– Что теперьто? А?
«Ломай!» – почти взвизгнула их провожатая.
– Что ломатьто? – недоумевая, Лемех развёл руками. Вокруг ничего, кроме всё того же света, сожравшего реальность.
«Прямо перед тобой. Ломай руками. Это просто иллюзия, но иначе тебе не справиться – ты же не маг».
Из ниоткуда в никуда, пронзая потоки синеватого света, прямо перед Лемехом тянулся толстый сук, дубовая ветвь с листьями. Живая ветвь, зелёная, даже чуть трепещущая под неощутимым ветерком, словно дул он гдето в совсем иных мирах.
«Ломай!» – крикнула Птица, и впервые мысли её прозвучали, словно голос, кроме её собственного, слышался там ещё целый хор, воющий, рычащий, храпящий. Ничего человеческого, ничего даже звериного в нём не было, а лишь голод, ненависть и предвкушение мести.
Ариша тоже понял. Поднял бледное лицо, бессильно взглянул на отца:
– Ббатюшка…
«Нет дороги назад! – отчаянно крикнула Птица. – Освобождай меня, скорее, пока
– Ты обманула! – заорал Лемех, что есть силы врубая топор в незримую стену. Сталь зазвенела, оружие отлетело от несокрушимой преграды, едва не размозжив хуторянину череп.
«Я не обманула. Я умолчала, – сейчас в женском голосе Птицы слышалось самое настоящее рыдание. – Иначе ты бы не согласился. Никогда. Но мы можем победить! Можем, я клянусь! Своим создателем, великим Духом!»
Трудно сказать, что двигало в тот миг Лемехом. Может, тот ужас загнанного зверя, наполнявший каждый неслышимый другим звук в речах Птицы? То, что невозможно было подделать, где не мог обмануться бывалый наёмник – так не лгут.
Топор описал дугу и с размаха ударил по дубовой ветви. Полетели брызги тёмной коры, разруб забелел, словно обнажилась живая кость.
«Скорее! Сюда… прорываются… не… удержать…» – голос Птицы утонул в рёве и вое.
– Лемех! Стой! Ради всего святого, стой!
Голос Борозды. Спаситель превеликий, присносущий, как, откуда?!
Синеватый пузырь на миг раскрылся, и Лемех увидел тянущуюся далекодалеко сквозь неведомые крепи дорогу; дорогу, заканчивавшуюся на чёрном поле Ниггурула.
Магия ль была в том повинна, что ещё – но Лемех наяву видел бушующую на верхах бурю, поверхность Ниггурула вздымалась горбами, обсидиановые копья взмывали вверх, точно и впрямь норовя пронзить поднебесье, зачастую вырывая вместе с корнями деревьяхранителей. Высоко над землёй чёрный камень и зелёный лист, так и не разжав смертельных объятий, распадались пылью, равно поглощавшей оба цвета.
А Борозда уже была здесь. Бледная, в изорванной одежде, по щеке стекает кровь из рассечённой брови. Безоружная, с голыми руками, она бросилась прямо на Лемеха, так, что бывалый наёмник едва уклонился.
– Нет! Только не это!..
«Поздно…» – голос Птицы полнило отчаяние.