— А-а… — всё с тем же безразличием.
— Что «а-а»? — рассвирепел Лемех. — Понимаешь ты или нет, голова садовая, что…
— А Борода сам виноват, — со внезапной решительностью сказал Гриня. — Не надо было ей препоны чинить… всё бы мирно и обошлось.
— Это ты сам говоришь или она за тебя?! — Лемех кивнул на эльфийку.
— Сам, — буркнул в ответ Гриня, нагибая голову.
— А коли сам, — Лемех взял парня за плечо, легко приподнял — никуда не делась с годами былая сила в руках! — коли сам, так пойдём в доме потолкуем, как добрым людям положено…
— А я не хочу — как добрым! — взвизгнул Гриня, затрепыхавшись, словно плотва на крючке. — Не хочу я! Отпусти меня! Я ей нужен!
— Мне ты тоже нужен, — свирепея всё больше, рявкнул Лемех. — Матери своей ты тоже нужен. Вставай!
И, видать, столь грозен был вид Лемеха, что Гриня как-то вдруг обмяк, перестал дёргаться, позволив разгневанному отцу увести себя в дом.
— Слушай меня, малец, — рыкнул Лемех, едва они с Гриней оказались в сенях. — Знаю, что за песен ты наслушался. Силу в тебе эта Борозда открыла, вот голова-то кругом и пошла. Только я тебе так скажу…
Лемех уже раскрыл рот, чтобы завести речь о магах Ордоса, об Академии Высокого Волшебства, но лицо Грини внезапно исказила гримаса отвращения и ужаса.
— Нет, батюшка, нет! — тонким голосом взвыл парень, повалившись в ноги отцу. — Погубят они меня там, как есть погубят! Изведут, замучают, запытают, со свету сживу-у-ут, а-а-а… — Гриня внезапно зарыдал.
— Эй, парень, в себя приди! — гаркнул Лемех в полной растерянности. Давным-давно уж не плакали его сыновья, даже получая побои в ярмарочных кулачных сходках…
— Отпусти меня, батюшка-а-а… Мне она люба… с ней хочу… она меня с собой зовёт… мол, ты меня спас, ты для меня теперь — всё… Судьба это моя, батюшка, у-у-у!..
— Свою судьбу, — медленно сказал Лемех, — сам для себя проложишь. Когда в силу войдёшь. Меч в руках как следует держать научишься. Стреляешь уже неплохо, но этого мало. А как увижу я, что всё, тесен тебе отцовский двор, — неволить не стану. Хотя и думал, что ты ремеслу обучишься, поблизости где-нибудь осядешь… Что ж, мир велик. Я в своё время повидал… достаточно. Может, и тебе захочется. Эбин поглядеть, султанскую столицу в Кинте, Аррас…
— Не нужен мне Аррас! Я в лес хочу, с эльфами!..
— Как девчонка рыдаешь, — с каким-то спокойным удивлением сказал Лемех. — Да, сынок, видно, плохо я тебя учил.
— Плохо не плохо — отпусти! А то сам уйду!
— И дом спалишь? — в упор спросил Лемех. — Да ещё и колом двери подопрёшь, чтобы не выскочили раньше времени?
Гриня молчал, всхлипывая и размазывая кулаком злые слёзы.
— Так спалишь или нет? — с прежним спокойствием сказал Лемех. — Ты скажи, я хоть скотину выведу — она-то за что погибать должна?
— Ничего я палить не стану, — с трудом выдавил наконец Гриня. — Я…
— И на том, сынок, спасибо, — без тени насмешки сказал Лемех. — Не верю я этой Борозде — столько лет у нас с эльфами ни войны, ни мира, одни набеги, а тут вдруг — в Эльфийскую стражу зовут! Неспроста им людские мечи понадобились, и неспроста — те мальчишки с девчонками, что управлять Силой способны. Большая кровь грядет, Гриня, сынок, поверь мне, я по свету немало хаживал и воевал тоже немало… и уж такие вещи, как говорится, за версту чую.
Гриня угрюмо сопел, уставившись в пол. Молчал и даже на отца не глядел. То ли сказать парню нечего, то ли всё равно по-своему мыслит…
— Уехать тебе надобно, — со вздохом сказал Лемех. — Пока эта Борозда здесь — не будет ни тебе, ни мне покоя. Сманит она тебя… и все дела. А как в Зачарованном Лесу очутишься — дороги назад уже не ищи.
— Отец… батюшка… — внезапно вырвалось у Грини. — Да люблю я её! Люблю! И всё тут…
Лемех потемнел.
— Ты такими словами, сыне, зря не разбрасывайся, — строго предупредил он. — Их только раз в жизни и только одной говорить положено. А ты: «Люблю, люблю!..». Да почём ты знаешь?..
— Знаю — и всё тут, — стоял на своём Гриня.
Лемех помолчал. Крепки лесные чары, ничего не скажешь. Знали эльфы, кого на носилки положить, когда к его заимке сворачивали!
— Ладно, — он поднялся. — Утро вечера мудренее, иди спать. Работать за тебя завтра кто будет?..
— Отпусти меня, батюшка, — тихо и настойчиво повторил Гриня. — И хорошо бы ты сам со мной пошёл. Полночь дал же тебе свисток… свистнул бы, призвал его, потолковал, в Стражу б вступил… Жили б мы, горя не знали… Чуть что — в лесу бы сховались…
— Своим умом да своими руками человек жить должен! — не выдержав, Лемех возвысил голос. — А не тараканом запечным у призраков лесных!
— Да чем они нас хуже?! — заорал в ответ и Гриня, забывшись окончательно.