Эльфийская стража

В ушах стоял вопль — Зарёнка продолжала кричать, даже похороненная заживо, а может, уже и вовсе не живая. Завыла Найда, отчаянно, дико, закрутилась на месте, сходя с ума.

Упали эльфы, не устоял Месяц, и только Борозда всё тянула, всё длила жуткую песнь смерти и жизни — всего поровну, а деревце-Зарёнка новыми и новыми ветвями-клинками пронзала чёрный камень Ниггурула.

И из камня уходила сила, странное подобие бытия и сознания покидали его, он умирал, медленно, сопротивляясь, но умирал.

…Лемех не помнил, как оно всё закончилось. С трудом всплывали в памяти обрывки — деревце и обсидиан, замершие в неразрывных объятиях, эльфы, едва держащиеся на ногах, волокли обеспамятовавшую Борозду.

Лемех и Найда шли сами. Падая и поднимаясь, но с Ниггурула они выбрались без посторонней помощи.

Не осталось сил, но осталась ярость, остались злоба и ненависть. Тёмные человеческие злоба и ненависть, которые коли разбудишь — берегись, не будет тебе ни прощения, ни пощады, ни даже быстрой и лёгкой смерти.

Так вот зачем им наши мальчишки и девчонки. Вот зачем им «Эльфийская Стража» — чтобы зарыть на этом проклятом поле, закопать в землю, похоронить заживо.

Крики Зарёнки по-прежнему оглушали. Не уходили, не таяли, не пропадали, и казалось — Лемех обречён слушать их вечно.

…На краю Ниггурула, на краю живого леса, они рухнули все вповалку. Чьи-то ладони поддерживали голову Лемеха, чьи-то руки подносили к губам черпачок с терпким, обжигающе-горячим питьём, отгонявшим пережитое и возвращавшим силы.

Борозда лежала, словно мёртвая. Губы сделались синюшными, руки раскинуты, в уголках глаз запекшаяся кровь.

Над ней хлопотали Месяц и ещё какая-то эльфийка, а рядом — не поверил своим глазам Лемех — на коленях застыл Гриня, как тогда, на Лемеховом подворье, водя ладонями над головой неподвижной волшебницы.

Хуторянин дёрнулся — и застонал сквозь зубы. Ледяная игла пронзила насквозь, от паха до темечка.

— Лежи, — жёсткая ладонь придавила его к земле. — Довольно натворил.

— Полночь… — прохрипел Лемех.

— Он самый, — без улыбки кивнул эльф. — Насилу успел… как прослышал, что ты учудил. Лежи тихо и пей вот это, легче должно стать.

У губ вновь оказался черпачок с обжигающе-огненным отваром. Из глаз сами собой потекли слёзы, рот и горло вспыхнули огнём — так не перчили и в Кинте Ближнем, где, как известно, без специй даже воду не пьют.

Лемех торопливо проглотил даденное, приподнялся на локте, нетерпеливо отталкивая руку Полночи.

— Гриня! Гриня, сын!

— Молчи. Не мешай. Ему Борозду вытащить надо. Забрела слишком далеко…

— Куда?

— В Ниггурул, — нехотя отозвался Полночь.

— Будет врать-то! — не выдержал Лемех. — Никуда она не убредала! Со мной рядом стояла, да не просто так, а цеплялась, будто тонет! Это Зарёнку она да, утопила, в земле, заживо! Вот кто уж точно слишком далеко забрёл!

— Тише, — поморщился Полночь. — Никак ты не уразумеешь, Лемех, что я тебе не враг. Я помочь хочу и тебе, и другим хуторянам.

— Много ты нам поможешь, наших девочек живьём закапывая… — больше всего Лемеху хотелось сейчас просто и без затей заехать надменному эльфу в ухо — как принято у них, деревенских, как принято было в роте; но тело, увы, повиноваться категорически отказывалось. — Понял я теперь, зачем вам эта ваша «Стража» понадобилась…

— Ничего ты не понял! — отрезал Полночь. — Слышал звон, да не знаешь, где он.

— Я не слышал. Я видел, — Лемех обессиленно откинулся. Тотчас же по щеке прошёлся шершавый язык Найды.

«Хозяин? Ты здесь, хозяин?»

«Здесь, старушка. Не бойся», — хотел потрепать верную спутницу по загривку и не смог — рука отказывалась шевелиться.

— Лежи, — лицо Полночи оставалось непроницаемым. — Потом поговорим.

— Устал я уже разговоры разводить-то, — нашёл силы отозваться Лемех. — Верни мне моих сыновей и разойдёмся с миром. Навсегда.

— Не будет тебе мира, — в глазах эльфа полыхнуло тёмное пламя. — Ни тебе, ни нам, ни вообще всем, кто живёт вблизи Ниггурула. Потому что когда он — или она, или оно — выр…

— Слышал уже! — прохрипел Лемех.

— Ты же сам всё видел! — нагнулся к нему Полночь, явно теряя терпение. — Видел, что Борозде пришлось сделать!

— Что Борозда твоя учинила — и вправду видел. Так что ж это выходит, ты и моим сынам такую участь готовишь? На этом вашем Ниггуруле деревцами встать?!

— Эльфы вставали, — Полночь опустил голову. — Вставали много лет, вставали десятилетиями и веками. Не ожидая помощи и не требуя наград.

— Требуя, требуя, — губы Лемеха скривились. — Вот сейчас и требуешь. С меня. Мол, давай, человече, восхитись подвигом нашим, проникнись и веди нам своих сынов и дочек, на пепелище места ещё много, на всех хватит.

— Дур-р-рак, — прорычал эльф. — Думал, ты поймёшь.

— Я понял. Как Зарёнку деревом сделали!