Эльфийские хроники (сборник)

Когда небо просветлело, стало видно два огромных войска, расположившихся одно напротив другого на равнине, покрытой огромными камнями, которые были такими высокими и узкими, что это место называли «Маг Туиред» – «Равниной Башен».

Вождем племени Фир Болг был Эохайд, сын Эрка. Он спросил, кто поведет сегодня войско в бой. Выполнить эту почетную задачу вызвался Сренг.

Племенами богини Дану правил Нуада, сын Эхтаха, сына Этарлама. Он спросил, кто пойдет во главе войска, и за это взялся сам Дагда, которому помогали его сыновья и братья.

И началась битва при Маг Туиред.

«Ведьмы, чудовища и колдуны кричали так сильно, что их голоса было слышно в скалах, водопадах и даже земных недрах», – говорится в древних сказаниях.

В атаку бросились Дагда, Огме и Брес, Нуада, король всех племен, три королевы – Эриу, Банба и Фодла, – три чародейки – Бадб, Маха и Морриган, – а также бог-врачеватель Диан Кехт, и Кредне-ремесленник, и Гоибниу-кузнец. Все они вступили в бой.

Племена богини Дану были уверены в себе, однако эта битва принесла лишь несчастья. Когда ударили друг о друга мечи тех, кто находился в первых рядах, это стало началом долгого периода грусти и разочарований.

4. В направлении Силл-Дары

Ему предстояло умереть.

Причем очень скоро – через каких-нибудь несколько часов. Жизнь у него отнимет либо холод, либо истощение, либо голод… Или они все вместе. Махеолас уже два дня ничего не ел. Его почти голое тело покрылось синяками, ссадинами и царапинами. В холодной речной воде он продрог аж до мозга костей. В течение всей ночи он плыл вниз по течению, держась за свой маленький «плот», колотя по воде руками и ногами (и для того, чтобы удерживаться на поверхности воды, и для того, чтобы окончательно не замерзнуть) и всматриваясь в ночную темноту, чтобы заранее заметить те или иные препятствия или же, возможно, огонек в окне какого-нибудь жилища. Он, несомненно, в конце концов впал бы в забытье от изнеможения, но тут вдруг «плот» с силой ударился в рухнувшее дерево, лежащее поперек потока воды, которое он не заметил. От удара «плот» рассыпался, но Махеолас успел вцепиться в одну из веток упавшего дерева. Поток воды подтащил его ближе к стволу и прижал к шершавой коре и торчащим из ствола сучкам. Махеоласу удалось, ухватившись за ствол, вскарабкаться на него и как по мосту добраться до берега. Едва мальчик ступил на сушу, как тут же потерял сознание.

Когда Махеолас очнулся, то почувствовал, как сильно саднит исцарапанное тело, как набухла кожа от долгого контакта с водой. На мальчика навалилась страшная усталость, он едва мог пошевелить рукой или ногой. Уже наступил день, но солнце почему-то почти не давало тепла – как будто уже наступила настоящая зима, – а потому согреться в солнечных лучах у Махеоласа возможности не было. Малейшая попытка пошевелиться причиняла ему такую боль, что несчастный предпочел и дальше лежать на берегу, дрожа и стуча зубами от холода. Если бы Бог, который, по словам монахов, является источником всего сущего, сжалился бы над ним, то, наверное, позволил бы ему умереть. Однако желание Бога оставить его, Махеоласа, в живых было, похоже, непоколебимым. Единственное, что позволял страдальцу Бог, – так это периодически терять сознание и тем самым на какое-то время получать передышку от мук души и плоти. Однако малейшего дуновения ветра, треска дерева или крика птицы было вполне достаточно для того, чтобы он снова пришел в себя. При каждом таком «пробуждении» он чувствовал себя все более и более слабым, но при этом все еще был жив. Он видел, как над ним кружатся, зловеще каркая, вороны. Махеолас чувствовал, как в его кожу впиваются какие-то противные насекомые, выползающие из ила. Наконец мальчик услышал какие-то голоса и увидел высоко над собой лица ангелов.

– Он мертв?

– Думаю, что нет… У него открыты глаза, но нас он, похоже, не слышит.