Особняк Свириденко расположился на вершине холма, причем Ведагор чувствовал, что холм этот возник не сам собою, а вследствие некоторых усилий магов земли. Потому и форму имел правильную, и угол подъема такой, чтоб не вызывать затруднений.
Дорога шла прямо и была гладка и ровна.
Слева и справа вдоль нее выстроились магмодифицированные деревья с пурпурно-алою листвой. Смотрелось симпатично, правда, попалась пара черных, будто обугленных…
— Останови, — велел Ведагор, и водитель послушно остановил машину, что не осталось незамеченным. Сопровождали. Вот прям от гостиницы и столь любезно, что даже на хрен послать не за что. Но хоть от удовольствия ехать в одной машине Ведагор отбился, сославшись на важные семейные дела, которые требуют сосредоточенности. Но сейчас ехавший впереди внедорожник остановился и довольно резко. И из него вывалился нелепый человечек в белом костюме из эльфийского шелка и ярко-алой рубашке с желтым галстуком.
— Что-то случилось? — он шел быстро, срываясь на бег, и остановился рядом с Ведагором.
— Деревья заболели, — сказал Ведагор.
Деревья он чувствовал все же плохо. А вот холм им ставили с нарушением технологии. Не уплотнили грунт, как следует, потому внутри холма остались пустоты и полости. Да и под собственной тяжестью холм стал оползать, пусть пока и незаметно, но еще лет двадцать и земля осядет.
Впрочем, это Ведагора не касалось.
Он дотронулся до гладкой коры и поморщился, до того неприятным показалось это прикосновение. Будто… гниль какая?
Чернота?
— Увы, увы… — Севрюгин взмахнул руками. — Больные… все никак порядка нет…
Ведогор перешел к соседнему клену.
Этот тоже был болен, но пока болезнь коснулась лишь некоторых листьев, будто припорошив края их угольной черной пылью.
— А ведь из хорошего питомника везли. Обещали качество. И что в итоге?
Деревья пересадили не так давно. Корни их успели развернуться, зацепиться за почву, укрепиться в ней. А теперь отмирали.
Что-то тут неладно…
— Бывает, — миролюбиво ответил Ведагор, отирая пальцы платком. На коже горел след от невидимой силы, черной и мерзкой, вызывавшей острое желание собрать всю силу, какая есть, и ударить…
Но Ведагор вернулся в машину.
Задумался…
Что бы здесь ни происходило, это Волотову не нравилось категорически. Оставалось понять, настолько ли, чтобы вмешаться, или следует ограничиться докладом… и если так, то кому докладывать?
Особняк был роскошным.
Два крыла.
Колоннада.
И ощущение некоторой чрезмерности всего, что этих вот беломраморных колонн, устремившихся ввысь, что лепнины и украшений, плотно обживших стены здания.
Витражей, вовсе выделявшихся яркостью своей средь общей сдержанной белизны.
Каменные химеры.
Красная дорожка…
И хозяин, не спешащий навстречу. Он замер на верхней ступени в позе величественной, но напрочь неестественной. Надо же…
— Рад, что вы нашли время откликнуться, — Свириденко все же протянул руку первым и пожать попытался крепко. А вот Ведагору пришлось сделать над собой усилие, чтобы выдержать это пожатие. Тьма, поразившая клены, в Свириденко давно обжилась. И теперь ощущалась даже сквозь шёлк перчаток.
— Рад, что меня пригласили… — нейтрально отозвался Ведагор. — У вас чудесный дом…
— О да… мой отец постарался произвести впечатление… он был весьма… как бы это выразиться… самолюбив? Пожалуй… Наш род не может похвастать древностью, вы это знаете… и отца весьма задевал данный факт. Вот он и пытался выразить свои ощущения и надежды в камне.
Камень был мертвым.
Многие полагают, что камень изначально мертв, но это лишь для тех, кто не способен его слышать. Ведагор вот слышал. И матушка… и могли бы рассказать многое, ведь у камней тоже есть память. И сила в них, землею дарованная, тяжелая, неподъемного свойства.
А этот камень был мертв.
Обессилен. Будто вытянули из него все-то до капли. Он еще стоял, держался, но Ведагор кожей ощущал, сколь ненадежны эти стены, и колонны… что хватит малости, чтобы белый мрамор осыпался песком.
— Мне же осталось хранить то, что есть. Я и храню, хотя, конечно, есть искушение переделать… в современном стиле.
— Память нужна, — нейтрально ответил Ведагор.
— Это да… отец тоже говорил, что нужно помнить… обо всем нужно помнить, особенно об обидах.
— И об обидах.
Странный разговор.
И неприятный дом. Даже не в мертвом камне дело. А вот то ощущение чрезмерности внутри становится слишком явным. Огромный пустой холл. Статуя обнаженной девы на постаменте. Сложная каменная мозаика пола. Потолок с лепниной и росписью, причем донельзя знакомой росписью…
— Отцу хотелось впечатлять гостей, — сказал Свириденко, заметив интерес. — Вот он и решил воссоздать то, что считал прекрасным.
Сикстинская капелла и вправду была прекрасна.
И не только росписями.
Камень её помнил и прикосновения рук мастера, и его силу, сохраненную им и преумноженную светом собиравшихся на службы людей. Он и оживлял саму капеллу.
А дом… дом убивал всех, кто в нем.