Эльфийский клинок

Перед нами просто новое художественное решение рассказа о мире, эпос у которого уже есть — это «Властелин Колец». Теперь же в этом мире, реальном для автора, действуют другие персонажи и разворачивается уже человеческая, а не эльфийская драма.

Так как же быть с любовью? С бережным хранением традиции? Трепетом по отношению к мастеру? Но кто сказал, что любовь — это «когда все хорошо кончается»? Жестокое чувство, мало что общего имеющее с обожанием и поклонением, любовь либо принимает правило и естественно в нем растворяется, либо восстает против этого правила.

Перумов восстал.

Только восставший автор может вложить в уста своих героев такое неприятие предначертанности:

…«Да, они (эльфы) Первородные, но кто дал им право распоряжаться нашими судьбами, судьбами целых народов?» (Олмер — Теофрасту).

Или:

— Кто может лишить человека свободы? — это уже Фарнак, кормчий с корабля Морского народа.

На первый план в «Кольце Тьмы» выступает философский конфликт XX века — конфликт свободной человеческой воли и ее подчинения любому (идеологическому, религиозному, нравственному) правилу, и мука выбора — свободного или «ангажированного».

Восстание против предначертанности — главная содержательная пружина романа, а Олмер из Дэйла, ставший потом Вождем и хозяином злых сил Средиземья, — воплощение борьбы человека за свою АБСОЛЮТНУЮ свободу.

Но свобода тоже подразумевает выбор, и если выбор у Толкина — это активное служение Богу, канону Добра и миропорядка, и главная нота «Властелина» — трагический оптимизм, то выбор Олмера диктуется некой частью души, которую Платон называл furor. Олмера увлекает действие, ПРОТИВОдействие, стремление к победе, стихия действия как в воронку закручивает и поглощает все и всех: тщеславных и искренних, гордынных и преданных, добро и зло. В этом водовороте сначала, вроде, ничего не понять и кажется, что силы зла, которые призывает Олмер, подчиняются ему, человеку, но это лишь иллюзия — призывание зла оборачивается подчинением ему, поскольку, как скажет Радагаст: «Тропы мертвых выходят лишь на пути мрака. Призвавший Смерть против Жизни, нарушил законы Валаров».

И вот тут возникает один весьма любопытный мотив, которого у Толкина не было, мотив Божьего суда. Так назывался в Средние века судебный поединок, когда правый и неправый отдавали свою судьбу на волю Бога, и победивший, соответственно, назывался правым. Оставим исторический комментарий и почему Божий суд прекратил свое существование уже в XIV веке. Нас интересует тут сама оппозиция: Олмер, бросающий вызов Богу, и Фолко, традицию блюдущий. Вручив Фолко эльфийский клинок, Олмер связывает себя с хоббитом невидимой нитью, и вряд ли он сам понимает, что делает, но всегда ли действие задается вопросом: «Зачем?»; просто с момента встречи Олмера и Фолко круги жизни этих двух героев стягиваются. Фолко знает, и с каждым шагом все больше ЗНАЕТ, что он ДОЛЖЕН следовать за Олмером. Его «прогулка» перерастает в СЛУЖЕНИЕ, и он повторяет, в другое время и в других обстоятельствах, путь Фродо, который в свое время ОСОЗНАННО прошел его, приняв служение.

Олмер же, обуреваемый гордыней (еще отцовской, Боромировой), ведомый furor'oм, тоже идет к кульминационному, уже открытому столкновению. Эльфийский клинок не может принадлежать ему, как порвавшему с традицией, но только он может положить конец олмеровой муке, и в этом столкновении прав будет тот, кто замкнет этот конфликт.

Таким образом само «Кольцо Тьмы» становится легендой о человеческой гордыне, апокрифом эпоса «Властелина Колец». Впрочем, Средние века, а время действия «Кольца тьмы», наверное, и является такими Средними веками в толкинском мире, и были временем рождения апокрифов, а «всякий истинный образ отбрасывает тень, повторяющую его очертания»…

Ну вот, пожалуй, это и главное. Остальное же — параллелизм образов Олмера и Арагорна, развитие подразумевавшихся во «Властелине» тем и линий (Черные Гномы, весь сюжет с Морией, говорящая башня Ортханка и т. д.) — тема для более подробного разговора, но уже совсем не «Вместо предисловия», а «вместо послесловия», и, может быть, совсем не «вместо», а по-настоящему.

Одно ясно: круг русской фантастической прозы (если понимать под этим весь спектр фантастики от «научной» до «фэнтези») пополнился еще одним именем самобытного писателя, работающего в общем течении постмодернистской прозы, хотя и сюжетной, и внешне традиционной, но взрывающей изнутри устоявшийся канон.

Действительно, нельзя войти дважды в одну и ту же воду, и аллюзия цитирования — не цитирование, поскольку изменившиеся обстоятельства места и времени придают цитате иной смысл, да и сама цитата уже становится некоей новой смысловой единицей нового текста и требует нового внимательного прочтения.

О. Кустова

Дрогнет Запад, и дрогнет Восток —
Сила, Сила в Руке.
Девять Звезд — Синий Цветок,
Синий Цветок на Клинке.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая ХОББИТ И ГНОМ