Эльфийский клинок

Только теперь Фолко смог увидеть то место, на которое в продолжение своей верноподданической речи указывал трактирщик. Возле камина, у стены примостился небольшой стол, покрытый белой скатертью и огороженный невысокой чугунной решеткой тонкой работы. Возле стола стоял чуть отодвинутый в сторону стул с небрежно брошенным на спинку поношенным серо-зеленым плащом. К столу был прислонен резной деревянный посох с костяной ручкой, а на белой скатерти подле высокой кружки лежали потертый кожаный кисет и небольшая кривая трубочка. Казалось, что хозяин этих вещей на минуту отошел в сторонку и вот-вот покажется. Заинтересованный хоббит подошел поближе.

Над столом в пышной раме, под стеклом, висел старинный пергамент, написанный, как и многие другие документы времени Великого Короля, на Всеобщем и Староэльфийском языках. Текст пергамента гласил: «За услуги, за честь и мужество дарую владельцу трактира „Гарцующий Пони“ Барлиману и всем потомкам его право торговать и жить безданно, беспошлинно, и да будет так, пока стоит Белое Древо. Настоящим также подтверждаю, что подарил хозяину трактира свои плащ, кисет, трубку и посох, дабы никто не усомнился в их подлинности. Дано в год восьмой Четвертой Эпохи. Пригорье, собственноручно — Элессар Эльфийский. Король Арнора и Гондора».

Фолко ошарашенно почесал в затылке и, благоговейно посмотрев на разложенные драгоценные реликвии, вернулся к наблюдению за группой воинов, одетых в зеленое.

Среди них, как вскоре увидел хоббит, были не только зрелые, сильные мужчины, но и юноши, и даже несколько мальчишек. Один из них, тощий и длинный юнец все время вертелся и скакал перед сидящими мужчинами, время от времени изображая и передразнивая кого-нибудь из них. Парень моментально схватывал малейшие неправильности лица или фигуры и тотчас представлял их в таком нелепо-преувеличенном виде, что каждая его гримаса вызывала дружный хохот. Приплясывая, он выпаливал какой-нибудь смешной куплет, героем которого становился кто-нибудь из присутствующих, потом оглядывал зал и, под хохот старших товарищей, передразнивал кого-нибудь из гостей. Сначала это показалось забавным любившему посмеяться хоббиту, однако вскоре он понял, что этот юнец не просто веселит своих, но зло, презрительно высмеивает тех, кто не принадлежал к их компании; Фолко это очень не понравилось. Он нагнулся, чтобы почесать укушенное комаром колено, поднял голову — и увидел, что юнец передразнивает на сей раз его, причем нимало не скрываясь, глядя хоббиту прямо в глаза, злорадно и нагло. У парня получилось очень похоже — он мастерски изобразил удивленно-испуганного маленького хоббита, страшно озабоченного тем, чтобы кто-нибудь не поднял его на смех; насмешник в точности показал, как тянется и украдкой чешет себе колено хоббит, как оглядывается, с важным видом поправляет меч у пояса… Получилось донельзя похоже и оттого особенно обидно. Фолко почувствовал, что краснеет, тем более что зеленые глядели на него с неприкрытой насмешкой — что теперь, мол, сделаешь, воитель?

Хоббит судорожно сглотнул. Ему казалось, что на него смотрит сейчас весь трактир, что смолчать нельзя, надо что-то делать — но что? Фолко никогда не отличался хорошо подвешенным языком… Что делать?!

Он затравленно огляделся — и к своему ужасу увидел, что передразнивавший его парень идет через залу прямо к нему. Его длинное лицо было изрыто оспинами, редкие волосы не могли скрыть оттопыренные уши, зеленоватые кошачьи глаза были презрительно сощурены… Он шел прямо на Фолко, и внутри у хоббита все упало.

— Эй, ты, мохнолапый! Чего это ты на моем месте расселся? — Парень стоял, подбоченясь, и презрительно цедил слова сквозь зубы. — Уматывай давай, я дважды повторять не люблю. Ты че, оглох, что ли?

Фолко не двигался, и только его правая рука судорожно стискивала рукоять бесполезного сейчас меча.

— Место было свободно, — с трудом выдавил из себя хоббит. — Мне никто ничего не сказал…

— Чего? Че это ты там пищишь? — Юнец пренебрежительно скривился. — Не слышу! Раз с людьми говоришь, мелочь мохнатая, так уж чтобы тебя слышно было!

— Место было свободно, — упрямо повторил Фолко. — Я занял его, и теперь оно мое. Поищи себе другое.

Он отвернулся, делая вид, что считает разговор законченным. В то же мгновение его схватили за нос и повернули лицом в прежнюю сторону.

— Кто это тебе нос-то воротить разрешил? Сюда смотри, уродина! Ты сперва шерсть на лапах выведи, а уж потом в приличное общество лезь! Понял? Повтори!

— Убирайся! — тихо и с ненавистью сказал Фолко. — Убирайся, не то…

Он до половины выдвинул клинок из ножен. Однако его мучитель и бровью не повел.

— Ой, как страшно! Ой, сейчас под стол спрячусь! А сам туда прогуляться не желаешь?!

Парень с неожиданной силой ударил по табурету, на котором сидел хоббит. Фолко покатился по полу, пребольно стукнувшись коленками и локтями, не успев даже понять, что произошло. Парень действовал так быстро и ловко, что никто ничего не заметил; люди с удивлением взглянули на ни с того ни с сего грохнувшегося на пол хоббита и вернулись к прерванным занятиям.