Эльфийский корабль

На востоке виднелась целая вереница звезд, пересекающая глубокую пустоту. Звезды были так близко друг к другу, что сияли словно белые брызги в небе. Профессор сказал, что эта вереница называется Млечный Путь, но Джонатан и сам знал это, и сейчас он сидел, думая над тем, каким было бы путешествие на плоту по этой звездной реке. В какое далекое море впадала бы эта река и какие таинственные создания плескались бы на мелководьях и жили в глубинах звездного океана? Но чем больше Джонатан об этом думал, тем меньше ему нравилась мысль о том, чтобы совершить подобное путешествие. Для него-то хватало старушки Ориэль, и даже ее сейчас, пожалуй, было многовато.

Джонатан был единственным, кто не спал в тот момент, когда солнце выглянуло из-за горизонта на востоке. Первый яркий проблеск зари сразу напомнил ему тот день, когда он сидел на бревне за мельницей, кидая в воду камешки и наблюдая за лягушками, проплывавшими мимо. Казалось, с тех пор прошло не меньше года, хотя на самом деле – всего пара недель. Джонатан понадеялся, что солнце окажется достаточно теплым, чтобы высушить все вещи. А если человеку тепло, сухо и сытно, то у него нет повода жаловаться. Хорошая книга и мягкое кресло, конечно, были бы приятным дополнением, но книги и кресло были так же далеко, как городок Твомбли и бревно за мельницей, где на мелководье плавали лягушки. Джонатан задремал, и ему приснился сон – как будто он плывет к морю в погоне за шляпой Бэстейбла, а она кувыркается впереди под порывами ветра и все время ускользает из рук.

Когда он проснулся, солнце уже стояло высоко. Должно быть, уже часов девять, подумал Джонатан. Вокруг на лугах блестели озерца, но река почти полностью вернулась в свое русло. В ветвях тополей, ольхи и редких ив запутались какие-то обломки, принесенные потоком, сломанные сучья, вырванные с корнем кустарники и прочий мусор. А внизу бежала Ориэль, причем с таким видом, словно не произошло ничего необычного, а за прошедшие сутки она занималась привычными делами и никогда не выходила из берегов. На склонах, в направлении юга, деревья росли так густо, что постепенно превращались в настоящую чащу. В туманной дали виднелись густо поросшие лесом холмы, убегавшие в глубь Горной Страны эльфов.

Профессор спал, прислонившись к дереву, а Дули бродил между рекой и обломком плота. У него был такой вид, словно он собирался влезть на дерево, но пытался держать это намерение в тайне. Он забирался на нижние ветви дерева, сидел там какое-то время, болтая ногами, а затем спрыгивал вниз и на секунду припадал к земле, после чего прятался за ствол и смотрел оттуда на реку. Наконец он уцепился за сучок повыше, подтянулся и уселся на него. А вскоре был уже у самой верхушки и, спрятавшись за ветвями, наблюдал за обстановкой.

Джонатан, заметив столь странное поведение Дули, внимательно прислушался. И вдруг до него донеслись какие-то слабые мелодичные звуки – словно кто-то пел песню. Джонатан сидел не шевелясь и старательно слушал. Было ясно, что певец приближался, поскольку звуки становились все громче. Слова веселой песенки Джонатану удалось разобрать почти в тот же момент, когда он увидел две фигуры, шагающие по тропе вдоль мутных вод реки.

Конечно, это были коротышки, или желейщики, как называли их ребятишки из городка Твомбли. И сейчас они тащили в руках корзины со смородиной и большими зелеными яблоками. Оба коротышки согнулись под тяжестью своей ноши, словно носильщики с полными ведрами.

Они были очень похожи на тех коротышек, которые несколько лет назад появились в городке Твомбли, – те продавали там желе и джемы. Но тогда Джонатану казалось, что все коротышки похожи друг на друга. Они, и эльфы, носили остроконечные шляпы, у них были худенькие ножки и тонкие вздернутые носы, а на губах вечно блуждала улыбка. Почти всегда, независимо от времени года, они носили короткие штаны и шерстяные гетры, и если эти вещи не подходили им по размеру, то тогда их вообще было не отличить от эльфов. Но эльфы, конечно, были выше их на голову и всегда вели себя очень скрытно и осторожно, а потому вряд ли их можно было встретить вот так прогуливающимися и распевающими веселые песни. Один коротышка пел ужасно громко, даже скорее кричал, чем пел, в то время как другой напевал тонким фальцетом:

В небе солнце ярко светит,

Ветер гонит облака!

Хорошо мне жить на свете,

Потому что, тра-ля-ля,

У меня полны корзины

Винограда и малины!

Джонатан отметил про себя, что хотя коротышки делают просто великолепный джем, умело собирают фрукты и вообще, без сомнения, славные ребята, но настоящими поэтами их вряд ли можно назвать. Как только первый коротышка кончил свой куплет, второй тут же пропел следующий:

Я подумал, я их съем,

Ну а может, сварю джем,

Полью кремом золотистым,

Кину лепестков душистых,

Тра– ля-ля-ля-ля-ля-ля,

И посыплю сверху пудрой -

Это будет очень мудро!

Тра– ля-ля.

Он сопровождал свое пение таким громким и пронзительным “тра-ля-ля-ля”, что Джонатану это резануло уши намного больше, чем рифма “съем – джем”.