— Но Вы сказали, что адвокат не лжёт, а он утверждает, что дед хотел обратиться к Романову за помилованием, значит… — я начал фразу, но так и не нашёл чем её закончить.
— Договаривай, мальчик мой, — улыбнувшись произнесла бабушка.
— Значит, я ничего не понимаю, — признался я.
— Я тоже, — сказала бабушка. — Признаться, я была уверена, что на всех этих интервью Дроздов лгал.
— Но если он не лгал, то это же хорошо.
— И что здесь хорошего?
— Больше всего я боялся, что Дроздов лжёт, а отец знает об этом и использует эту ложь, чтобы развязать войну, преследуя какие-то свои цели. И тогда у нас не было бы шансов эту войну остановить. Но получается, отец действительно думает, что дед хотел помилования, а его просто убили.
— При таком раскладе да, выходит, Коленька искренне мстит за отца. Но кто тогда убил Костика?
— Думаете, Романов? — спросил я.
— Не знаю, — ответила бабушка. — Но если это Романов, то шансов остановить войну у нас опять нет.
— Ну не верю я, что это Александр Петрович! — в сердцах сказал я. — Он не дурак, для него дед в тюрьме в качестве заложника был намного удобнее.
— Значит, кто-то решил подставить Романова. Кто-то, кому была нужна эта война.
— А Дроздову не могли стереть память и вложить в голову ложные воспоминания, как мне в Польше?
— Я тоже об этом думала. Но, во-первых, очень уж чисто сработано, просто идеально, вот насколько хорошо ты в том центре помнил своё «польское» детство?
— Туманно. Но там всё детство, а здесь небольшой период.
— А во-вторых, кто? Кто мог это сделать?
— Дед никак?
— В тюрьме с ошейником точно никак. Если, конечно, у него не было возможности его снять. А такой возможности точно не было, иначе Костик просто сбежал бы из тюрьмы и сам возглавил мятеж в Петербурге. Если память Дроздову и стёрли, это сделал однозначно не Костик.
Бабушка замолчала, нахмурилась, а потом пробурчала что-то на карельском, судя по всему, выругалась.
— Мне всё больше и больше хочется выучить этот язык, — сказал я.
— Попроси Дьяниша, он хороший педагог, талантливый, ему что магии учить, что языку.
— А что Вы сейчас сказали?
— Я сказала, если бы этот… — бабушка запнулась на секунду, подбирая слово. — Ристо доставил мне кольцо Дроздова, было бы проще. Скорее всего, адвокату это кольцо дал тот, кто правил воспоминания.
— Но как бы Ристо его доставил? Он не смог бы с этим кольцом пройти сквозь портал.
— Ну не смог бы и что? По-другому нельзя добраться из Барселоны в Петербург? Только порталом?
— Но нас окружили, — попытался я заступиться за Ристо.
— Кто вас окружил? Служба безопасности стадиона? Не смеши меня, мальчик мой. Это вам с Ариной было бы трудно оттуда выбираться, и то не факт, но уж точно не Ристо. Он допустил большую ошибку. Очень большую.
— Вы его накажете за это?
— А смысл? Я наказываю за невыполнение задания. А задание он выполнил: Дроздов здесь, с тобой и Ариной ничего не случилось. Скажу ему, что он меня расстроил.
— Я думаю, для него это будет похуже наказания, — предположил я.
— Нет, — отрезала бабушка. — Ты не знаешь, как я наказываю.
Я посмотрел на суровое лицо княгини Белозерской и подумал, что очень даже переживу, если никогда этого не узнаю.
— Ладно, давай смотреть, что мы имеем, — сказала бабушка. — А имеем мы следующее: Дроздов искренне верит в то, о чём рассказывает. Исходя из этого у нас два варианта: или он говорит правду, и Костика действительно убили, или кто-то очень хорошо поработал с головой адвоката. Давай рассмотрим сначала первый вариант. Что у нас говорит Романов?
— Он утверждает, что деда не убивал и приказа такого не давал.
— Значит, вариант с убийством тоже делится на два: Романов или врёт, и это он стоит за убийством Костика или говорит правду, и Костика убил кто-то другой, а Романов ни при чём.
— И есть вариант, что дед покончил с собой, а Дроздову заменили воспоминания. Получается, три варианта.
— Получается четыре, — поправила меня бабушка.
— Почему четыре?
— Заменили ему воспоминания до встречи с Коленькой или после уже сам Коленька заменил. Это важный момент, как ты понимаешь.
— Очень важный, — согласился я. — Или отец мстит за деда, или использует его гибель как повод для войны. И выходит из всех этих раскладов, что шансов остановить войну у нас не так уж и много. Если деда убили, отцу всё равно, Романов это сделал или нет, он всё равно будет винить в гибели деда кесаря, ведь это Александр Петрович засадил деда в тюрьму. А если дед покончил с собой, то здесь пятьдесят на пятьдесят. Получается, из четырёх вариантов, что мы с Вами обозначили, лишь при одном есть шанс остановить войну — если дед покончил с собой, а отец этого не знает.
— Двадцать пять процентов, мальчик мой, это хороший шанс на успех, — сказала бабушка. — Но мне не нравится один момент.
— Какой? — поинтересовался я.
— Не хочу тебя лишний раз пугать, сначала покопаюсь у Дроздова в голове как следует, не спеша, с зельями. Может, что и вытащу из самых дальних закутков его памяти. Дай мне дня два-три.
«А зачем тогда вообще было мне говорить про какой-то момент? — подумал я. — Чтобы я все эти три дня не спал?»