Эльфийский талисман

Впрочем, и Володя, её нынешний кавалер, был вполне достоин своей очаровательной спутницы — высокий, темноволосый, загорелый, с острым взглядом тёмно-карих глаз. Когда он был студентом, все девчонки потока откровенно на него заглядывались. И не только девчонки. Ляля Завдетовна, старая карга, читавшая обеим группам философию, всегда ставила Володе только отличные оценки — даром, что по её предмету он не знал ни «аза», а «говорильные» науки откровенно презирал. В камуфляжных брюках, в однотонной зелёной футболке, при камуфляжной куртке, он выглядел рубахой-парнем, прошедшим огонь и воду и готовым решительно ко всему. Правда, куртка и брюки выглядели подозрительно новыми, не обмятыми, словно только что купленными в магазине.

— Короче, Юрыч! — привычно перехватил Володя инициативу. — Главный здесь ты, так что веди. Надеюсь, нам не придётся перебираться на ту сторону?

— Нам именно что… э-э… придётся, — разочаровал его Юра.

— Ч-чёрт! — вырвалось у Володи. — Это что? Нам всё барахло вверх переть?..

Рядом, на платформе аккуратной горкой был сложен багаж, обязательный для всякой, собравшийся в многодневный поход компании. Тяжеленные рюкзаки с притороченными палатками и ковриками-«сидушками», туго набитые сумки, маленькие девчачьи рюкзачки и, разумеется, верная Володина гитара в пластиковом чехле. Начав на первом курсе играть в самодеятельном джаз-банде, Володя никогда с ней не расставался.

— Давайте по частям перенесём! — предложила стоявшая тут же Надя Емелина. — А мы бы с Аней покараулили…

Юра обернулся. Любуясь Анечкой и споря с приятелем, он и думать забыл о своей малоразговорчивой спутнице. Даром, что спутница была хороша — более взрослый, более циничный и более опытный в любовных делах человек без сомнения назвал бы её очень и очень аппетитной. Не полненькая, а скорее крупная, с тонкой талией и высокой грудью, красиво подчёркнутой открытой серой блузкой без рукавов, со стройными загорелыми ногами под короткой джинсовой юбкой, и с вьющимися тёмно-каштановыми волосами, собранными в толстенький «конский хвост». Анечка уговорила её принять участие в поездке в самый последний момент. «Не хочу, как дура, остаться одна в дремучем лесу с двумя парнями, один из которых к тому же так по-дурацки на меня запал».

— Ну уж нет! — презрительно фыркнул Володя. — Весёленькое занятие, бегать туда-сюда по лестнице. Впрягаемся, Юрыч!

Сгибаясь под тяжестью рюкзаков и сумок, в компании весело щебетавших девушек, которым было интересно решительно всё, ребята зашагали по платформе. На мостике над путями их встретило настоящее кошачье раздолье — сверкающие на солнце пути, поперечные серебристые опоры… Неугомонной Анечке сразу же захотелось сфотографироваться на фоне, и Володе с большим трудом удалось уговорить её идти дальше.

Напротив вокзальных дверей стоял памятник — стриженный под горшок мастеровой показывал сидевшему перед ним на бочке Петру Iразвёрнутый свиток. Правее раскинулся широкий сквер с выложенными плиткой дорожками, вдоль которых росли берёзки и ёлочки. По дорожкам прогуливались мамы с колясками и играли в чехарду мальчишки, а по огибающей сквер дороге время от времени проезжали машины. Было жарко и душно, как всегда в городе, когда вокруг лежит нагретый солнцем асфальт.

— И так? — спросил Володя, ставя рюкзак на бордюр.

— Сам… э-э… не пойму… — ответил Юра, тревожно оглядываясь. — Я в Москве ещё раз позвонил, перед самым отъездом. Договорились, что встречаемся здесь, возле… э-э… памятника. Место приметное, сложно перепутать и не найти.

— И где? — не без ехидства спросил Володя.

— Даже… э-э… не знаю, — заволновался Юра. — Давно уже должен здесь быть…

— Слушай, Юрыч! — в голосе Володи послышались жёсткие нотки. — Надеюсь, твой приятель не большой любитель шутить? А то обратные билеты у нас только через две недели.

— Ну, не знаю я… — продолжал оправдываться Юра. — Конечно, ничего страшного… э-э… в самом крайнем случае до озера на автобусе доберёмся. Вот только время… На машине раз — и мы на месте, а автобусы… Если слишком долго ждать, они ходить перестанут…

— Ни на каком автобусе я не поеду… — сразу же надула губки Анечка. — Юркин! Ты что обещал? Что домчишь нас с Надькой, как королев, а сам…

Никто из москвичей не заметил, как из вокзальных дверей выполз, позёвывая и почёсываясь, тощий заспанный мужик с рябым лицом и вислыми, как у запорожского казака, усами. Остановившись на крыльце, он одёрнул подол некогда белой футболки и, вытерев потные ладони о потёртые джинсы, со скучающим видом глянул по сторонам. Но только когда в его заднем кармане пронзительно зазвонил телефон, мужик соизволил заметить расположившуюся возле памятника компанию.

— Альберт! — Юра не пошёл, а буквально полетел навстречу. — Ты куда… э-э… пропал? Договорились же…

Подойдя, мужик окинул придирчивым взглядом всех четверых, задержавшись не на привыкшей к мужскому вниманию Анечке, а на зардевшейся и засмущавшейся Наде.

— Так, значица, это и есть твои приятели? — хрипловато спросил он. — Москвичи-и! Путешественники-и! Помяните моё слово, потопните вы в наших болотах…