Впервые так рада магическому приступу! Накопившаяся магическая энергия с удовольствием «соскальзывает» с рук, направленная «вовсе не прицельным броском» в стоящего напротив князя. Но вместо ожидаемого князя поджаренного, я вижу выпущенную Арамилем ответную магию, которая, охватив, утягивает в искристый полёт. Перемещение в пространстве заняло всего одно моё моргание. Мимолётный взмах ресниц – и мы стоим в огромном пустом бальном зале.
– Силы много, ума и опыта – мало, – невозмутимо заключает князь, присаживаясь на диванчик в нише и предлагая присесть мне.
Упрямо остаюсь стоять на месте, пытаюсь призвать магию самостоятельно и понимаю, что не могу. Даже искру. Загасил и поглотил.
– Значит, придётся разговаривать, – пробормотала себе под нос. – Жаль, почти порадовалась, что таки не человек.
– И это прекрасно! – хлопнул в ладони услышавший меня Арамиль. – Принятие себя – первый шаг к счастливому будущему.
– И вы готовы любыми средствами меня к нему вести? – уже громче спросила я, неприязненно глядя на эльфа. – Мама знает, за какого ублюдка замуж вышла?
– Уверяю тебя, Лилиль, мои родители и твои уважаемые предки, между прочим, произвели меня на свет в законном браке, – елейно протянул князь. – А теперь вспомни о том, что ты княжна, или, как ты сама любишь всем напоминать, леди, и начни следить за словами.
Голос его оставался приторно-сладким, но глаза из прекрасных аквамаринов превратились в две льдины, гладкие с одной стороны, но скрывающие острые сосульки с другой. Я невольно поёжилась и проследовала к месту на диване рядом с ним, присаживаясь на самый краешек.
– Понятно, мама не знает, – заключила я, сама прекрасно осознавая, что матушка, при всей своей легкости и воздушности, никогда бы не позволила такое вот насильственное перевоспитание. Ясно, что он ей всё это подавал под сглаженным углом. Но меня волновал и другой вопрос. – А Арминар?
– Думает, что все свои решения принимает самостоятельно, – чуть склоняет голову князь. – Я лишь слегка подталкивал и намекал. И, разумеется, присматривал за вами обоими.
– И позволили стереть мне память, – мрачно протянула я, осознавая, что вместе с ненормальным оказалась в руках опытного кукловода.
– Но она ведь сейчас при тебе. И, кажется, ты даже нашла подругу.
Плод насильственного слияния горной феи и драного пса!
– И зачем всё это? – вот уж чего действительно не могу полностью понять.
– Чтобы вытащить тебя из того жалкого состояния, в котором ты пребываешь вот уже два года. Порой жёсткие меры – лучшие меры, Лилиль.
– А зачем меня вытаскивать?
– Потому что тебе нужно научиться жить настоящим, не прошлым, которое ты столь старательно лелеешь. Ты нуждаешься в общении со сверстниками и новых семейных узах, а я заинтересован в том, чтобы тебе всё это дать. Касательно своих мотивов я не лгал. Ты нуждаешься в помощи, как и моя сестра. Ты похожа на свою прабабушку куда больше, чем думаешь, – он погладил меня по плечу, и я инстинктивно отстранилась от этого прикосновения.
Сколь бы много в его словах не было упоминания меня, главная причина его действий – его сестра. Теперь понятно.
– И, в отличие от тебя, она своим поведением доставляет куда больше проблем, – лицо князя вновь приобрело то дико раздражённое выражение, которым он меня встретил. – Кстати, сегодня утром Лилиль вернулась во дворец.
***
В обеденной зале повисла напряжённая тишина. Она была тяжёлая и, казалось бы, осязаемая: был соблазн протянуть руку и пощупать. Впрочем, даже не прикасаясь к ней, я могла обрисовать её невидимый облик: вязкая, тягучая и холодная, капельками пота протекающая по спине и подгоняющая табун мурашек быстрее нестись по коже.
– Лилиль, – рука сидящей справа от меня матери накрывает мою, стискивающую вилку, – сколько раз мне следует попросить у тебя прощения, чтобы ты перестала сердиться?
Я подняла взгляд, встретившись с голубыми глазами, чуть более тёмными, чем у меня, княгини Нейтины Марианны Катины, в прошлом Риндейл, при рождении Дерейра. Её светло-каштановые волосы сейчас были распущены, голову венчала золотая диадема с бриллиантовыми камнями, свободное синее, расшитое золотой нитью платье без корсета, украшенное цветами по подобию нарядов фей, подчёркивало красоту её глаз. Мама выглядела… лучше, чем когда-либо. И только вот это вот печальное, обеспокоенное выражение лица её портило.
– Я не сержусь, – подцепила вилкой кусок мяса с тарелки. – Моя мать всего лишь месяц скрывала от меня свою беременность, это не повод для злости.
– Мы с Арамилем подумали, что так будет лучше… – голос у мамы стал жалостливым-жалостливым. Она всегда была такой мягкой! Податливой, как глина, из которой по своему усмотрению можно вылепить как отвратительную, так и лучшую из всех существующих на свете вазу.
– Не знала, что мужчина может стать намного важнее собственной дочери, – я чуть дёрнула рукой, и мама убрала свою ладонь. Отправила кусок мяса в рот, прожевала. Полные сожаления глаза матери так и смотрели на меня.