Эльфред. Юность короля

Там, в темноте, принц прижал бывшую королеву к каменной стене и стал целовать. Она не сопротивлялась, но и не отвечала. Ему казалось, что ее глаза поблескивают в темноте, и он воспринимал этот блеск как вызов.

Он еще никогда не имел дела с «чужой женщиной». То, что время от времени случалось в походах, не в счет. Это нельзя назвать связями, так, приятно проведенное время, после которого он отправлялся ужинать с особым аппетитом, а девица прятала в пояс монетку. Или не прятала — бывало всякое. Некоторые дочери керлов охотно проводили ночь с красивым и знатным воином, не рассчитывая на подарок. А здесь — не крестьянка какая-нибудь, не замухрышка из леса, а знатная дама. И она, эта знатная дама, смотрит на него снизу вверх с таким выражением, будто он должен ей что-то.

Эльфред обнял ее за плечи. Потом его руки скользнули ниже, огладили ладную прямую спину и формы, которые напомнили ему выпуклые, гармоничные бока терракотовой амфоры, совершенной, как глазомер мастера-гончара. Он притянул ее к себе и от неловкости сдернул ее покрывало. Оно стекло на траву, кажущуюся в темноте черной, и спокойно улеглось, как лужица лунного света. Он провел рукой по ее волосам; они были так нежны, что цеплялись за его мозоли. Ее едва вьющиеся кудри показались легкими, как облака, хотя на самом деле были тяжелы и роскошны, словно драгоценная парча.

Он обцеловывал ее лицо и обнажившуюся шею и пьянел от аромата здоровой и страстной молодой женщины. Запах казался ему терпким и будоражащим, как стенания влюбленного. Его прикосновения воспламеняли и ее, прячущую свою страстность под маской таинственной отстраненности. Женщина даже не притворялась, будто не понимала, что происходит — она просто любила предоставлять инициативу мужчинам и смотреть, как они себя поведут. Пусть это странно, но в такие минуты она чувствовала себя всевластной.

Это были единственные мгновения, когда Эдит ощущала в пальцах дрожащие от напряжения нити власти. Власть над королевством пришла к ней слишком рано, и слишком рано ушла. Теперь ей приходилось довольствоваться лишь той властью, которая по зубам любой красивой женщине, хоть простолюдинке, хоть королеве, да теми осколками влияния, которые полагались ей, как жене графа. Дочь короля Карла не понимала еще, как несправедливо обошлась с ней жизнь, сделав дважды вдовой к восемнадцати годам, а потом вновь толкнув в объятия нелюбимого человека. Она ловко обходила надзор и запреты — и чувствовала себя вполне довольной жизнью.

Эльфред окутал ее своим плащом и мягко опустил на траву. Потом, когда все свершилось, они лежали рядом, обнявшись, и он постоянно пытался завернуть ее в край плаща. Забота мужчины почему-то веселила женщину, но она не смеялась и даже почти не улыбалась, чтоб не обидеть. Утомленная и довольная, Эдит льнула к Эльфреду с полным правом, так, будто их сегодня повенчали, и они были вместе по благословению наблюдающего с высот Божества.

— Ты прибыла в Солсбери погостить, или только за своими деньгами? — лениво спросил принц.

— И для того, и для другого, — она дышала очень тяжело, совсем как новорожденный младенец. — Ты хочешь знать, долго ли я здесь пробуду?

— Хочу.

— Долго. Наверное, до поздней осени. Не слишком-то меня тянет во Фландрию, к мужу.

— Это хорошо.

— Я рада, что ты рад, — Эдит негромко рассмеялась. — Наверное, и в самом деле трудно приходится мужчине, у которого жена долго ходила непраздной, и только недавно родила.

При упоминании о жене плечо Эльфреда окаменело, и Эдит поняла, что ее власть над этим мужчиной не так уж велика. Он остается мужем своей жены, и готов ради временной любовницы отнюдь не на все. Впрочем, эти соображения мало тревожили молодую вдову. Она и сама пока еще не видела в их связи ничего особенного. Так, краткое развлечение. Чем же еще занять себя юной обеспеченной даме, которой не нужно волноваться о детях и хозяйстве?

Крестины ребенка были назначены на следующий день. Лихорадочно собрали все необходимое, служанки королевы всю ночь дошивали роскошное крестильное платьице — Эльсвиса не успевала сама. Малыш, еще не зная, что наутро он станет христианином, всю ночь спокойно проспал в своей кроватке, трогательный, как слепой котенок. Отец теперь, когда рассмотрел своего наследника, опасался слишком часто притрагиваться к нему. Такой маленький, такой хрупкий, кажется немыслимым, что эта кроха когда-нибудь будет орудовать мечом и орать датчанам оскорбительные слова.