Эльфы и их хобби

Эльф Скотина доверчиво ткнулся в грудь Бабы Яги.

– А ступа где? – как в полусне спросил он.

Баба Яга поморщилась:

– На платной стоянке припарковала.

* * *

Они выпили за дом, за Скотину, за Бабу Ягу, за Кощея – не стукаясь, упокой Господи его черную душу, – за технический прогресс, за погибшего в автокатастрофе домового Кузьку, еще за кого-то.

– Как там наши? Как там наши-то? – все время спрашивал Скотина, опрокидывая в себя рюмку за рюмкой. Графин, повинуясь доброму волшебству Бабы Яги, снова и снова наполнялся жгучей перцовкой.

– Леший Митя под колесами трактора сгинул, а какой душенька был, анекдоты какие знал, цивилизацией интересовался. Интернет себе в гнилой пенек провел, а добрый какой был, людей в лесу не пугал и не путал, ах ты боже мой…

– Как там остальные наши-то? Как?

– Младшего Горыныча, Германа, помнишь его, зеленый в синюю крапинку? – в шахте завалило. Своим телом, как Атлант, удерживал громаду земли, пока шахтеры выбирались, а потом не выдержал, ножки подогнулись у малыша и завалило его. О нем по телевизору и не сказали потом, всю славу себе начальнички забрали, которые, видите ли, «вовремя организовали эвакуацию»…

– Живут-то как? Как живут?

– Лукерьи Пятничны внук, даром что гремлин, свою автослесарню открыл. Дак местные на него наехали, отмутузили, а потом перышко под ребрышко загнали…

– Вот оно что… – прошептал синеухий эльф и растерянно провел пальцем по ушам. Уши отозвались тревожно. Иногда Скотине казалось, что его уши умеют предсказывать будущее.

Баба Яга вдруг посмотрела на него совершенно пьяными глазами и, запустив руки в шевелюру свалявшихся жирных волос, истошно завопила:

– Я пытался уйти от любви, я брал острую бритву и правил себя!

Слова в песне были незнакомые, но эльф Скотина все-таки подпевал, стараясь угадать следующее слово. Однако Бабка, выдав еще пару странных строчек, заклевала носом и рухнула лицом прямо в тарелку с салатом. Горошек раскидало по всему столу. Скотина задумчиво подбирал горошины ловкими серыми пальчиками и клал на язык. Было очень вкусно. Отражение Скотины в зеркале, что висело напротив печки, сидело на скамеечке и, нахмурившись, перебирало струны пузатой желтой гитары. Саму гитару Скотина разбил в пьяном угаре четыре месяца назад.

Перцовка кончилась. Скотине стало тоскливо, и он, шатаясь, подошел к зеркалу. Подвинул к себе табуретку и попытался сесть, но чуть-чуть промахнулся и опустился на пол, да так и замер, спиной упершись в табуретку.

– Ну че глядишь-то? – трезвым голосом спросило отражение, не поднимая глаз. Кончики синих ушей подрагивали и расстроено звенели.

– Плохо мне, – признался Скотина. – Душу дерет чего-то.

– Будто не знаешь – чего, – усмехнулось отражение.

– Знаю, – кивнул Скотина. – И чего делать-то?

– А ты это… – отражение ухмыльнулось. – На платную стоянку сгоняй. За ступой. Все равно никто не заметит. А ты это… покатаешься, развеешься.

* * *

Бука сидел на подоконнике в квартире тети Ады и меланхолично смотрел на небо. Изредка где-то внизу фырчали автомобили, подмигивали фарами. Бледные звезды устало катились по небесному своду. Бука засовывал в свою роскошную черную бороду лапку с острыми ноготками и доставал мухомор за мухомором. Жевал и плевался грибным жмыхом на дорогу. Филя приподнялся на своей кровати и тихо позвал:

– Бука… Букочка!

– Ну че тебе?

– А почему ты меня сегодня не пугаешь?

– Забодало, – лаконично ответил Бука и демонстративно зачавкал мухомором.

– Бука…

– Ну че опять?

– Мне скучно…

– А мне типа весело! – рассердился Бука.

Какая-то тень мельтешила в небе, заслоняя звезды. Бука насторожился, почесал волдырь на левой ноге. Тень приблизилась, налилась объемом и превратилась в ступу, из которой высовывались уши эльфа Скотины. Из ступы остро и привлекательно тянуло перцовкой.

– Ужо нажрался… – пробурчал Бука.

– Давай со мной, – предложил Скотина. – Ударим по обывателю невинным пьяным дебошем! – Он подпрыгнул в ступе и погрозил кулаком небу.

– Выпить-то че есть?

– А как же! В гастроном слетал, затарился.

Бука подумал и прыгнул в ступу. Ступа тут же умчалась в небо. Филя скинул с себя одеяло, подбежал к окну и закричал изо всех сил:

– Бука, вернись! А то я маме пожалуюсь, что ты меня пугаешь, и она тебя погонит!

* * *

Волшебным нескончаемым потоком лилась в луженые сказочные глотки насыщенная алкоголем жидкость.

– Понимаешь, Бука, то, что я испытываю в последнее время, называется неудовлетворенностью жизнью и полнейшим диссонансом с окружающей средой.

– Че? Ты не филонь, наливай давай.

– Отношение со стороны людей меня беспокоит – вот чего! Они же нас, сказочных, разумными существами не считают. Восстать нам надо, показать, что нельзя о нас ноги вытирать.

Бука выпил сразу из двух рюмок. Глаза у него стали осоловелые. Правый глаз надулся и почти выпал из глазницы. Эльф ткнул в него пальцем, чтоб вернуть на место; Бука кивнул с благодарностью.

– Так что скажешь, Бука?

Бука горько вздохнул и вдруг затараторил: