Признаюсь, увиденная картина меня сильно удивила. Во-первых, двое «дружин» – крепких мужчин, которые за Баяном обычно везде ходили типа охраны, теперь сидели под крыльцом на жопах, связанные и с кляпами во рту. Во-вторых, сам Баян был подвешен на кухне за связанные же руки к крюку, на котором раньше висело колесо со свечками, заменявшее люстру. Рот его был заклеен широкой блестящей лентой, Баян мычал, пучил глаза и пробовал извиваться.
Седой Добрыня стоял рядом и раскладывал на столе какие-то инструменты. Я узнал кусачки, стоматологические клещи и шуруповерт с дисковой пилой. Тут же на подставочке нагревался паяльник. Добрыня задумал либо сложный ремонт, либо страшную пытку.
Муромец кивнул коллеге, перекинулся с ним парой слов, посмотрел на Баяна, нехорошо улыбнулся, снял пиджак и рубаху с галстуком, обнажив мощный торс, на котором очень смотрелись широкие армейские подтяжки. Открыл портфель. В качестве убедительных документов вытащил две красных боксерских перчатки. Надел на руки, дал Добрыне завязать шнурки, постучал одну о другую. Очень убедительно! Принял боксерскую стойку, похвалился или предупредил: «Чемпион областного УВД по боксу в девяносто девятом!», подошел к Баяну вплотную.
-- Так не знаешь, куда женщина с девочкой пропали?
Баян отрицательно замотал головой. Муромец ударил раз, ударил второй, потом провел серию быстрых ударов по корпусу. Закончил смачным шлепком в область печени, от которого Баян особо жалостливо замычал. Баян вообще дергался от каждого удара, глаза его пытались выскочить из глазниц, судя по расширившимся до предела зрачкам, ему было очень больно.
– Это только разминка! – пояснил Муромец, отходя на шаг. – Сейчас я тебе свои коронные удары покажу. Я Дементьеву, между прочим, в полуфинале два ребра сломал!
Баян вряд ли слышал про полуфиналиста Дементьева, но истошно замычал и снова замотал головой. Теперь уже утвердительно.
– Хочешь что-то сказать? – заботливо поинтересовался Добрыня. Он как раз закончил разогревать паяльник и теперь натягивал на ладони латексные перчатки для проктального массажа. – Ты, любезный, не торопись, если не хочешь, не говори ничего. У меня руки чешутся тебе простату паяльничком погреть. Говорят, очень действенная процедура. Не хуже твоих травок действует. Давай, сначала простатку погреем, а потом поговорим, а? Вот я тебе штанишки спущу…
Баян снова замычал, с ужасом глядя на паяльник, кажется, он что-то очень хотел сказать немедленно. Без паяльника. Добрыня не совсем ласково содрал ленту с его рта. На обратной, клейкой стороне ленты осталось изрядно от бороды и усов.
Баян заорал:
– Я не виноват! Они сами! Сами к дубу пошли! Явоная мамка и сестра. Я им только про папоротник сказал, что цветет. Что цветки видели. Они и пошли. Но я не думал, что заберут. Они ж только мужиков берут, у них – квоты. А ведьмам, им все равно, что мужик, что баба. Им даже баба лучше! И на квоты плевать!
– Таааак, – сказал Добрыня, все еще поигрывая паяльником. – Уже лучше. А теперь четко, разборчиво, с подробностями. Кто именно они? Откуда?
***
Олеко Саввич плакал, глотал из стакана в руках Добрыни воду и каялся, каялся во всем. Что давно сотрудничает с Теми, из-за портала. Они ему здесь и велели поселиться, здесь до Заветной поляны ближе всего. Денег на деревню дали. Точнее, не деньги, а камни, не ограненные, большей частью изумруды, реже – алмазы. У него после первой отсидки связи остались у подпольных ювелиров. Еще лекарства давали. Очень хорошие! Он людей лечил! У него грамоты и благодарности от губернатора есть! Те велели приводить к порталу людей. Не меньше двух в месяц. Сумасшедших баб к нему на поселение съезжается много, с этим проблем не было, с мужиками – хуже. Приходилось даже бомжей с города тайком привозить, поить до бесчувствия и на поляне оставлять. А они не хотят бомжей. Им мастеров подавай. А где ж их взять? Поди, найди нынче кузнеца. Сплошь менеджеры да юристы. Вот и приходилось… Свои, деревенские подозревать что-то стали. Слишком часто люди пропадали. А не обеспечишь квоту, Те наказывают сильно. Грозились самого забрать на рудники. Поэтому фестиваль придумал, грибной чемпионат, прочую фигню с ролевиками, кемпинг на берегу озера устроил, народу много съезжалось. Для квот хватало. Пропавших особо и не искали. Но чувствовал, что сваливать пора. Не успел.
Добрыня ласково погладил Баяна по курчавой гриве и указал рукой на меня:
– Его мамку с сестрой как сдал?
– Не хотел я, я ж эту семью знаю, как родные мне, – всхлипнул Баян и повернулся ко мне. – Миш, ты ж помнишь, я ж тебя как сына… твоих дочек на руках носил… Но Таежные сами на них указали. Заприметили они их на фестивале, понравились что ли? Я против был, честное слово, я говорил, что искать будут, а они… Заставили, запугали. Я только Анне Михалне сказал, что видел папоротник светящийся, и место указал. Там их и ждали.
– Понятно все, – сказал Добрыня, пряча паяльник в футляр. Как мне показалось, с некоторым разочарованием, что не удалось применить. А Муромец шлепнул Баяна перчаткой по носу: