Эльфы, топор и всё остальное

— Я не стану чудовищем, Виджи. — В момент произнесения этой фразы комар заполз мне в нос, и я чуть не заревел. — Я человек, обученный выручать. И убивать подлецов, если потребуется выручить праведников. Да — без жалости, ибо только дураки считают, что подлец может исправиться. Нанимая меня, вы знали, на что идете. Варвары Джарси — не палачи. Мы — люди, лишенные подлости люди в мире подлых людей и победившего зла, как-то так. Да, я изменился с тех пор, как ты меня встретила. Помнишь, ты мне это обещала? Я почти нашел себя, лисьи ушки. И тебя. И я буду тебя выручать, пока ты здесь, рядом со мной, в мире победившего зла. Так — ясно? Я буду делать то, что считаю нужным. Пускай ты и твой… принц считаете меня олухом, которого умело водите за нос, я все равно буду тебя выручать. А если ты вздумаешь от меня уйти… Черта с два я тебя отпущу, ясно?

Стрела попала в цель: даже в лунном свете я увидел, что ее щеки залил румянец. Но она не сделала попытки высвободиться. А я еле стоял, ибо комары лезли в глаза и нос.

— На «Горгониде» я помиловал остаток пиратов. — Я сдержал чих. — Нет, я не стану чудовищем, но я буду делать все, чтобы выручить тебя из беды. Больше не оспаривай мое поведение.

Она обмякла, опустила взгляд. Затем кротко, даже застенчиво как-то, сказала:

— Согрей меня, Фатик…

Эту ночь она провела в моей палатке, и все было настолько хорошо и сладко, что я едва не спел ей серенаду. Она… изменилась: теплая ласковая кошка… Даже пояс с Богом-в-Себе больше не лежал между нами тяжким грузом.

Она приняла меня таким, какой я есть.

* * *

На рассвете, когда я замывался в ручье, ко мне несмело, двигаясь боком, приблизился Олник. Бывший напарник зарос черной, как смола, трехнедельной бородой, в которой уже запутались какие-то сорные травы и ночная бабочка.

— Фатик, а я это…

— Ну?

— Мне приснился сон, будто я ловлю рыбу руками. Полночи ловил, ты и представить не можешь, как умаялся, эркешш махандарр! А рыба была хорошая, горная форель, она вкусная, когда ее поджарить…

Я внимательно на него посмотрел.

— О, это пророческий сон. Для женщин он означает скорую беременность.

— А для мужчин? Для гномов? Что он означает для мужчин-гномов, Фатик?

Я подумал, стряхивая капли с бровей.

— Да пожалуй, то же, Ол. При посредстве твоей бойкой супруги ты забеременеешь самым лучшим образом.

Я ушел, а он остался стоять, открыв рот.

50

Утром я выказал свои диктаторские замашки и произвел рокировку: девять говорливых принцесс на одну королеву и пару дворян из ее свиты. Таким образом, Виджи, Имоен и косорожий наследник престола перешли в мой фургон, а гарем направился к эльфийскому владыке. Квакни-как-там-его смолчал, только дрогнул острым подбородком.

А я расправил плечи: как все-таки приятно помыкать подчиненными, вы не представляете, особенно когда некоторые из этих подчиненных не вызывают у тебя ни малейшей симпатии.

Я плюхнулся на лавочку возницы и дал сигнал к отправке. Мы выкатили на дорогу. Чуть погодя на место рядом со мной скользнула точеная фигурка… Все как тогда, на Огровой Пустоши, но теперь между нами не было меча, и Виджи устроилась так, чтобы мы плотно соприкасались. Умница-красавица, покладистая, ласковая… Хотя бы на час-два-три, а большего мне и не надо. Нет, мне, конечно, нужно больше, но ведь я реалист, и понимаю, что ее не хватит надолго. Рано или поздно она взбрыкнет, и бедный старина Фатик снова огребет по самые… Не буду уточнять, по что именно.

А сейчас мне было хорошо… И вот что я вам скажу: если вы никогда не правили повозкой совместно, накрыв своими ладонями маленькие ладошки своей женщины, вы многое потеряли.

Спустя полчаса я поймал себя на том, что заливаюсь соловушкой, точно как Олник при Крессинде. Ах, женщины, что же вы делаете с мужчинами!.. Да, эта вздорная мужская особенность — говорить, говорить и говорить, когда женщина тебя слушает, и ты понимаешь, что ее интерес к твоим словам неподделен, даже если ты лепишь всякую ерунду. Ты говоришь, ибо тебя слушают, потому что ты небезразличен этой женщине, и каждое твое слово имеет для нее несомненный вес.

Меня слушали именно так. Но я не лепил чушь, а рассказывал о Дольмире: