Эльфы, топор и всё остальное

Туман начал заплетать древесные корни. В просветы между ветвями я видел, как хмарь вокруг пика сгущается. Наконец она расползлась вязкими лиловыми тучами и закрыла солнце; по верхушкам деревьев загулял ветер, сыпанула скверная морось. С веток сразу закапало. Я поднял воротник куртки и начал внимательно смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться.

Олник пыхтел рядом, погруженный в глубокие раздумья.

— Слушай, как думаешь, там могут быть… сокровища? — вдруг спросил он.

— Не было там никаких сокровищ. Только ледяная пещера и маска.

— Но пещера-то — здоровая?

— Да.

— Так может, вы там плохо смотрели, а? Гномов-то с вами не было, а?

— Уж кого не было, так это гномов, слава всем богам и пророкам!

— Ну вот, вот! — Он оживился. — Я уверен, там есть сокровища! Демоны обычно их и стерегут.

Мое уныние перешло в раздражение:

— Буду весьма обязан, если ты примолкнешь. Да и зачем тебе столько денег?

Олник залился стыдливым румянцем:

— Да там личное…

Сукин сын страдал от любви!

— Крессинда? Давай начистоту, красавец: какая любовь, вы же передрались?

Он потрогал разбитый шнобель:

— То когда было…

Заметьте, это случилось сегодня утром!

— Ну-ка, выкладывай: зачем тебе деньги?

Он заложил паузу, бездарней которой я еще не видел.

— Надо… Короче, мы оба — того!

— Сбрендили?

— У нас роман, вот! Фатик, я понял, что созрел для брака, как только ее увидел! Плевать мне на Мужской Пивной Союз и ихние заморочки, я готов носить килт и нянчить наших детей! И Крессинда… Она тоже… Понимаешь, пока ты был в пещере, мы… ну, того… У нас чувства, вот! Но она… она, эркешш махандарр, не хочет мужить[8] меня без бороды!

— Брезгует?

Он обиделся:

— Скажешь тоже. Дело в нравственной стороне вопроса!

— А конкретней?

— Ну-у… У нас, у гномов, настоящая борода — признак зрелости, ты и сам это знаешь. А мужить безбородого — это вроде как совратить младенца, будь ему, хоть как мне, сорок семь лет. Безнравственно это! А Крессинда, она ведь из Жриц Рассудка, она все правила их уложений блюдет до последней руны…

В тучах сверкнула молния, нехотя заурчал гром.

— Ладно, давай короче. Деньги тебе нужны, чтобы подкупить Жриц и изменить уложения?

Олник приостановился и бросил на меня восхищенный взгляд:

— Вот это мысль! А я о таком и не подумал…

Я почувствовал себя матерым ловчилой. Что ни говори, а общение с Джабаром и Ночной Гильдией даром для меня не прошло.

— Гм…

— Нет, я хотел найти денег, чтоб заплатить магу. Я ж из-за чародейства без бороды-то. А маги, сам знаешь, за свои чары обдерут как липку. Раньше в Хараште я жил без бороды и не особо-то тужил, мол, свободный гном и все такое, ну а теперь…

Он захлюпал своим мокрым носом, накликая ливень.

Если вы помните, у моего друга непростые отношения с делами сердечными, и всем, что с ними связано. Нарушив однажды заповедь «Не гуляй с двумя сразу!» он пострадал на всю жизнь.

Морось сменилась дождем, а дождь — тем самым ливнем. В тучах мельтешили серебряные молнии, похрапывания грома превратились в мрачные раскаты. Потоки воды заструились среди древесных корней.

— Настоящая утопия, — бряцая оружием и отдуваясь, проговорил Олник. — За шиворот натекло, караул.

Мы остановились на краю плато. Впереди, не далее чем в трехстах ярдах, высился злополучный пик, его основание раздулось, как дохлая жаба.

Плато покрывали островки чахлых кустов, и чем дальше мы пробирались, тем более чахлыми и безлистными они становились. Наконец они совсем избавились от листьев: голые ветви норовили выколоть глаз, царапали щеки, руки, одежду. Между кустарниками росли отдельные деревья, такие же мертвые и лишенные листьев, они тянули к небу тощие старые кости, не ветки даже — именно кости с посеревшими, ломкими кончиками. Под ногами чавкала бурая кашица — намокшая пыль от опавших коры и листьев.

Отличное место, чтобы сдохнуть от тоски или просто повыть от горя. Замечу — раньше тут была буйная растительность.

В небе ярился гром.

Мы старались идти быстро, дождь-ливень подгонял нас. Внезапно я заметил под ногами трупик птицы с облезшими перьями. Струи ливня колотили останки, двигая их по земле с необычайной легкостью, как пустую, высохшую оболочку. Я не стал проверять, так ли это. Еще два птичьих тельца встретились по пути. Затем я насчитал целый десяток птичьих скелетов и оболочек, с которых еще не до конца облезли перья.

«Звери и птицы там еще вокруг горы дохнут, пройти невозможно…»

— Эркешш… махавдарр… — отдувался мой напарник. Его, уверен, гнала вперед жажда золота. Опасайтесь становиться на пути верно мотивированных гномов, истинно вам говорю!

Я увидел несколько змеиных скелетов — кости с лохмотьями шкур были выбелены солнцем. А дальше… птицы… Много птиц. Скелеты и оболочки. У меня сложилось впечатление, что кто-то выпивал птиц и змей, как бутылки вина.

— Что за… — наконец опомнился гном.

— Давай-ка вперед, — сказал я.

Кустарники поредели, затем вовсе пропали. Теперь до самого подножия пика, на полсотни ярдов, пролегла голая, усыпанная бурыми камнями равнина. Когда-то я драпал по ней так, что из-под набоек сапог летели искры.