Я думал, тут-то ему и конец, но у Крессинды, этой грозной Жрицы Рассудка, управительницы мужчин Шляйфергарда, внезапно пошли багровыми пятнами щеки, она отвернулась.
— Мой папочка! — крикнул Олник, кажется, представляя своего отца исключительно гномше.
— Йо-йо!
— крикнул папочка и икнул.— Мой брат!
— Ик! — сказал Олник Гагабурк-первый.
Олника-второго распирало от счастья.
— Моя… невеста!
Занавес.
25
Отрывок из «Героической и назидательной летописи для трезвых и умеющих видеть крупные буквы гномов» Государя Шляйфергарда Олника Первого (Олника Гагабурка-второго Доули), Продудевшего В Рог Небесной Истины Нужную Ноту, Спасителя Нации, Освободителя Мужчин, Разрешившего Пить По Пятницам.
Собственноручное сочинение Олника Первого, написанное тушью в третий год воцарения посредством сакральной кисти Первопредка, сделанной из щетины, надерганной из его носа, в литературной обработке лучших умов Университета Просвещения Адвариса под общим руководством Млинца Шокши.
Издано: Фаленор, Адварис, Университет Просвещения, год Новой Эры 5-й, март месяц, в омнибусе «Как это было — начистоту», по особому повелению Государя col1_0
Издание полное, почти без купюр, в трех экземплярах, с подстрочными примечаниями участников похода.
Глава двадцать третья-бис (дополненная)
Да, этот поход, закончившийся для Фатика трагически (не понимаю, что трагического — прожить всю жизнь с одной женщиной! Ну, прирежут в конце концов друг друга!
— Подстрочное прим. Крессинды Доули), не знал более драматической ноты, чем нота, что прозвучала на поле Хотга, когда из-за фатальной ошибки моего друга был уничтожен наш Штаб!— Любезный брат, — молвил я, выбравшись из Штаба и запечатлев поцелуй на губах своей невесты. — Давай же без промедления заберем этих сирых на борт.
— О да, — молвил мой брат-близнец, приподнимаясь с земли, на которую коварно сверзила его неодолимая сила притяжения. — Заберем же сих горемык, накормим их и напоим!
— Поторопимся же! — вскричал мой батюшка, явив в окне Павильона свой благородный, обрамленный седою брадою лик. — Ибо времени уже не осталось, и вскоре состоится атака, на кою мы по повелению Рондины Рондергаст, девы лихой и воинственной, должны дать сигнал — два черных дыма вверх.
Итак, мы помогли нашим гостям взойти на борт Штаба, бросив вместо них на землю шесть пугал, сделанных из крестьянских одежд Фрайтора, кои мы набили обыкновенной соломой. Пускай же эти пугала топчут элефанты и рыцарская конница!
Мой друг Фатик, известный ныне в Фаленоре как… (брось эти славословия, дурень!
— Прим. Фатика), а в горах Джарси как Пропивший Топор Позорник (другое дело. — Прим. Ф.), без промедления забрался в нутро Штаба, подхватив на руки Имоен. У бедняжки от всего пережитого произошли головокружение и мигрень. Моя невеста Крессинда Доули, выказав чудеса мужества и героизма, затащила внутрь на своих дюжих руках какого-то хмыря. (Никакой он не хмырь, а обычный несчастный, врач-полукровка, пострадавший от рук Фатика ни за что! — Прим. К. Д.) Прочих помогли занести внутрь мои боевые товарищи артели «Огнем и Мечем»: Монго был уже не так плох, Скареди мог ковылять сам, а Свирондил Альбо, служитель Атрея, поводил своей уже порядком заросшей на затылке головою и без конца пытался обратиться к Фатику со странной речью, будто бы от лица Гритта. Это, в конце концов, так расстроило моего друга, что он в своей обычной резкой манере велел, чтобы мы заткнули Альбо рот и связали покрепче.