— Гритт получит частицу души Пожирательницы, и сможет через нее ослабить Талаши, а затем и победить! Как — не спрашивай, ибо это знание недоступно смертным! Гритт получит оружие для спасения нашего мира! Он сделает то, что не удавалось ни одному богу прежде — он уничтожит
Вот же… перспективы!
Я не сказал Альбо, что Талаши соединила нить моей жизни с маленьким вишневым шариком. Если я утрачу его — умру.
— Мы и без того направляемся на Южный континент, верно?
Альбо шевельнулся.
Мне показалось, что миньон Гритта может разорвать веревки легкими усилием.
— Когда ты примешь свое решение, варвар? Скажи точно!
— В Дольмире.
Я поднялся и взял лампу. Вышел не прощаясь.
— Если Талаши воплотится в Источнике, наш мир погибнет! Подумай! Ты поступишь неразумно, глупо, безжалостно!
Да помню я, помню. А если я отдам тебе ее душу — погибну я.
— Зодчий будет ждать тебя внутри, — промолвил он мне в спину. Еще один… любитель говорить загадками!
— Кто он? — спросил я, не надеясь на вменяемый ответ.
Так и случилось. Альбо лег, сложив руки на груди.
— Ты был знаком с ним в Хараште.
Больше он ничего не сказал.
У меня сложилось впечатление, что стариной Фатиком манипулируют все кому не лень. И Гритт, и Талаши, и моя любимая эльфийка.
А что если, ткнул меня в бок мой личный бес, что, если врут —
В какую же игру я впутался?
Ночная тень неслышно отделилась от дерева за спиной дрыхнущего гнома. Виджи. Волосы убраны в хвост, уши… уши острые, как обычно.
Что же она услышала, а? И что — а главное,
— Мы будем в Зеренге завтра к полудню, — сказал я вполголоса. — Я люблю тебя.
Гном-часовой пошевелился и осоловело уставился на меня.
— Ну спасибочки, приятель, — буркнул он. — Но я вообще-то не по этим делам. Ночь на дворе, дайте спать!
Я быстро поднял взгляд. Ночная тень исчезла.
— Любит он меня, — слышал я в спину, направляясь к своей палатке. — Цельный фургон девок, а все туда же…
А с утра началось опять.
— Доброе утречко, Валеска!
— Доброе утречко, Донни!
(Две эти кур… с позволения сказать, девушки, заключили пакт о перемирии и вдвоем наседали на беднягу Фатика.)
— А как там наш Фатик?
— Фа-а-атик, не гляди букой!
— Фа-а-атик, помассируй мне ножки!
— Фа-а-атик, мне что-то попало в глаз, ты не посмотришь?
— Фа-а-атик, ты видел мою парочку? Тебе не кажется, что правая немножко больше левой? Ой… А можно, я потрогаю твой левый меч?
За моей спиной мелькали розовые и смуглые полуобнаженные тела, мягкие, податливые.
Я правил гномскими лошаденками, иногда, когда становилось невмоготу, спрыгивал, поручал их заботам гнома, и делал пробежку, молясь, чтобы меня не хватил апоплексический удар.
Нет вещи более изощренной, нежели месть оскорбленной женщины, вот что я скажу вам, друзья!
33
Мы добрались до застав Зеренги около полудня. К тому времени местность сделалась пересеченной, и глубокие ложбины соседствовали с высокими холмами, кои временами заслоняли нам суровую панораму гор моей родины.
Гномы на заставе очень удивились, что с нами путешествуют два эльфа, однако же громогласные речи Крессинды заставили их пропустить нас в Зеренгу не мешкая.