Элиас (Илья) Бикерман. Петербургский пролог / Elias Bickerman. Petersburg Prologue

Обстановка в столбцовской гимназии была гораздо свободнее, чем в казенных. «В школе, – вспоминает Яков Бикерман, – мы должны были учиться, но не обязаны были всегда быть серьезными. Однажды перед началом занятий в класс вошел незнакомый господин, огляделся вокруг и вышел из класса, не сказав ни слова. Он был необычно одет; его огромный свободно развивающийся галстук был не похож на то, что носили наши учителя. Через минуту вошел наш классный наставник и спросил, почему мы не встали при входе нашего нового педагога. Если бы он обратился бы ко всему классу, то никто бы не вызвался ответить. Поэтому он задал свой вопрос мальчику, который стоял к нему ближе всех. Этот мальчик был не слишком сообразительным. Он пытался найти слова и в конце концов выпалил: «Откуда я мог знать, что это учитель? Может быть, это был портной». Несообразность этой гипотезы вызвала громкий смех. Нам объяснили, что загадочный посетитель был новым учителем рисования, и стало понятно, почему он носил столь цветистый галстук»96.

Продолжаю цитировать рассказ Алянского: «Нашими новыми преподавателями мы были довольны, но больше всего нам повезло с учителями русского языка и математики. Учитель русского языка Николай Васильевич Балаев заботился не только о том, чтобы мы грамотно писали и умели излагать свои мысли, но больше всего он хотел научить нас самостоятельно мыслить и пробудить живой интерес к литературе. Он рекомендовал нам побольше читать дома. На каждом уроке нам задавали прочитать какое-нибудь произведение, а через два-три урока каждый из нас непременно должен был участвовать в обсуждении прочитанного.

Первое время непривычные для нас занятия проходили вяло, но Балаев терпеливо и настойчиво помогал нам преодолевать застенчивость и исправлял наше косноязычие. Заразительная увлеченность Николая Васильевича и его упорство скоро сказались: к следующему учебному году уроки русского языка стали для большинства из нас самыми интересными и увлекательными. Влюбленный в поэзию, учитель не пропускал урока, чтобы не прочитать нам что-нибудь из Пушкина или Лермонтова, а из современных поэтов он иногда читал нам Блока, при этом он каждый раз обращал наше внимание и призывал вслушиваться в музыкальный строй и ритм поэзии.

А однажды Балаев пришел к нам в класс торжественный, веселый и сказал:

– Сегодня у нас большой праздник. Запомните этот день: сегодня двадцать шестое мая – день рождения нашего Пушкина. Сегодня я хочу прочитать вам отрывки из “Евгения Онегина”, сколько успею за урок.

Балаев читал нам наизусть отрывок за отрывком, читал вдохновенно и музыкально. До сих пор я слышу эту напряженную тишину в классе и музыку стихов Пушкина»97.

При активном участии Николая Васильевича Балаева ученики класса, в котором учился Алянский, организовали в гимназии внеклассный литературный кружок, к участию в котором Балаев привлек учеников из других классов и даже из других гимназий. К тому моменту, когда Бикерман поступил в гимназию, Балаев в ней уже не преподавал, но он не был единственным блестящим преподавателем русской литературы в гимназии. В своих воспоминаниях младший брат Бикермана упоминает Вениамина Краснова98, еще одного исполненного энтузиазма учителя литературы в гимназии Столбцова. Превосходным преподавателем литературы был и сам Сергей Аникеевич Столбцов99. Характерно, что первой научной работой Бикермана, написанной шестнадцатилетним гимназистом, были «Пушкинские заметки»100.

Статья юного Бикермана состоит из двух частей: «Кто такой Вершнев?» и «К датировке оды “Вольность”».