– Прекрати называть меня истеричкой! Что с тобой происходит, Сережа? Что творится в нашем доме?.. Я больше не вынесу этого! Я… не знаю, что я сделаю!..
Она забилась в рыданиях, вспоминая, в каком виде и в какой позе застал их в постели гость. Мужчина, которому она симпатизировала. Человек, с которым она собиралась закрутить роман. Как она сможет поднять на него глаза? Что скажет?
– Ты все испортил, Сережа… – стонала она, вкладывая в эти слова двойной смысл. – Все испортил…
Это относилось к их с мужем любви, к ее молодости, к ее первому в жизни значащему флирту… к ее неудавшейся судьбе, к разбитым мечтам. Ко всему, что она считала
– Чего ты хочешь? – спросил муж. – Чтобы я просил прощения? Я уже попросил.
– О каком прощении ты говоришь? Ты болен! Ты…
Катя задохнулась от избытка негодования, которое она была не в силах выразить в полной мере. Не было таких слов, какие передали бы то, что она испытала полчаса назад. Она почти умерла… окунулась в небытие, опустилась на самое дно… как утопающий, который перестал бороться за жизнь. И вдруг подоспело спасение в лице Лаврова. Он в самом деле – ее
– Завтра же Федор должен покинуть наш дом, – потребовала она.
– При чем тут он? Это я виноват, что испугал тебя. Не ожидал такой реакции, думал, ты мне подыгрываешь.
– Не ожидал? – возмутилась Катя. – А на что ты рассчитывал? Что я приду в восторг от твоих садистских штучек? Ты… ворвался без предупреждения, накинулся на меня…
– Я выпил и потерял контроль над собой. Если хочешь, я буду спать в другой комнате.
– Больше не входи ко мне без стука! И чтобы я не видела Федора у нас в «Дубраве».
– Он останется, – жестко произнес Прозорин. – Я не буду выгонять человека без причины. Он этого не заслужил.
– Тогда я его выгоню!
– Это мой дом, – напомнил ей супруг. – Я получил его от деда. Я здесь хозяин.
– А кто здесь я, по-твоему? Жертва обстоятельств?
– Думай, как хочешь. Я не собираюсь потакать твоим капризам. Твои обвинения смехотворны. Федор не сделал ничего плохого. Он выполняет мои поручения, работает на меня. И он – не гей!
Катя плакала, не вытирая слез. Когда они с Сергеем поженились, она смотрела на него сквозь призму своих фантазий. Она искренне старалась полюбить мужа и не видела, не желала видеть его – настоящего. Пришла пора расставаться с розовыми очками. Рядом с ней сидел чужой человек, равнодушный к ее горю, не разделяющий ее страданий, холодный и невозмутимый в своей правоте. Он притворялся, что сожалеет о случившемся, а на самом деле…
Катю объял ужас от того, что могло произойти
– Я не хочу скандала, – примирительно сказал Прозорин, беря жену за руку. – Прости.
Она дернулась, как от удара током, и натянула простыню до подбородка. Не хватало, чтобы «супружеский секс» повторился. В новой оригинальной трактовке, навеянной мужу посиделками с Федором. Отчего-то у Кати не было сомнений, что нынешнее насилие связано с этим страшным человеком. Раньше ничего подобного не случалось.
– Не трогай меня!
– Катрин, хватит уже. Принести тебе воды?
– Уходи, Сережа…
– Я уйду, если тебе угодно. Надеюсь, инцидент исчерпан?
– Этот кошмар ты называешь «инцидентом»? – поразилась Катя. – Убирайся к своему Федору!.. Видеть тебя не могу!..
Прозорин укоризненно покачал головой, поднялся, накинул на себя халат и, оглянувшись на плачущую жену, вышел…
Глава 25
«Утром Прозорин наверняка захочет объясниться, – рассуждал у себя в комнате Лавров. – Ему не нужен скандал. Любопытно, что он предпримет?»
Сцена, которую сыщик застал в спальне хозяев, все еще стояла у него перед глазами. Кровать в глубине комнаты, очертания двух сплетенных тел, пятно зеркала. Со света в темноте ничего толком не разглядишь.
Он не сразу разобрался, кто навалился на Катю. Ему была смутно видна широкая голая спина мужчины и белые женские ноги.
Мужчина резко обернулся на звук распахиваемой двери, женщина сдавленно вскрикнула.
«Катерина Борисовна… – обомлел гость. – Вы звали на помощь…»
Мужчина соскользнул на бок и в бешенстве вскочил. Только теперь сыщик сообразил, что перед ним сам хозяин, и в буквальном смысле прирос к полу.
«Какого черта?!» – взревел тот, осыпая пришельца нецензурными ругательствами.
Катя перестала кричать и судорожно потянулась за скомканной простыней, – прикрыться.
Голый Прозорин казался в полутьме спальни разгневанной статуей Аполлона, изрыгающей молнии. Лавров попятился, бормоча извинения.
Какие его слова могли исправить положение? Не было таких слов.