Эликсир князя Собакина

К началу 1995 года боевые действия закончилось полной победой Кипяченого, и по этому случаю недалеко от его дачи, на берегу реки Пырки, был насыпан памятный курган в честь павших «пионеров». В марте фактического хозяина города официально выбрали мэром, после чего все успокоились.

Сразу после прихода к власти Кипяченый расширил свой дачный участок в пятьдесят раз, разогнав всех соседей и сравняв с землей их дома. Не пожалел он и домик старого друга Вани.

— Впрочем, я еще раньше сам ушел и с дачи, и с городской квартиры, — рассказывал Иван Иванович. — Все-таки история кое-чему учит. Я хорошо помнил судьбу старых друзей товарища Сталина и потому не стал дожидаться, когда за мной придут. Спрятался в архиве — его как раз тогда сюда и выселили — и с тех пор тут и живу. Очень надеюсь, что про меня все уже забыли.

На захваченной территории Кипяченый построил охотничий замок с красивыми башенками для пулеметных гнезд, обнес всю Вакхову Поляну трехметровым забором из бетонных блоков с колючей проволокой, установил КПП и никого туда не пускал. Кроме того, он соорудил в городе множество разных монументов, в том числе воздвиг и памятник самому себе в виде бога Марса, управляющего собачьей квадригой.

— Да уж, видели мы... — кивнул Живой.

— А кстати, что это за буква «Н» у вас на Соборной? — спросил Савицкий.

— О, это особая история!

Глава 27 Грамматический террор

Лицо директора архива снова изменилось: в засушливой саванне наступил сезон дождей. Иван Иванович достал из кармана халата выцветший от многочисленных стирок, но идеально чистый носовой платок, снял очки, утер уголки глаз, вернул окуляры на место, платок сложил вчетверо, положил обратно в карман и грустно улыбнулся.

— История учит, что как бы человек ни оскотинился — в нем всегда остается что-то светлое и благородное. Но вот чем оно обернется — другой вопрос.

— Кипяченый, значит, абстрактное искусство подкармливал? — догадался Паша. — Вот мы с ребятами не знали. У меня как раз в те времена корешманы были — конкретные такие абстракционисты. Надо нам было к вам податься: и хлебно, и весело.

— И хлопнули бы тебя вместе с твоими корешманами, — закончил Савицкий. — Тебя бы — в первую очередь.

— Да, юноша, вы с таким жаргоном при прежней власти долго бы не протянули, — кивнул Иван Иванович.

— А я бы мимикрировал и вел беседы на исключительно грамотном, великом и могучем! — не сдавался Паша. — Ну ладно, что вспоминать? Было и прошло. Рассказывайте лучше про искусство.

Иван Иванович снова улыбнулся чему-то своему, уставившись в темноту, и вернулся к истории Краснопырьевска.

Никакого искусства папа Кипяченый, конечно, поддерживать не собирался. Были у него два придворных художника — тоже из бывших учеников, — малевали портреты братвы. Братву перестреляли, а портреты, говорят, до сих пор висят в здании мэрии для устрашения нынешних чиновников. Скульптуры же ставили специально нанятые иностранцы.

В начале своего правления Кипяченый совсем не собирался украшать город странными памятниками. Как все диктаторы, он только подминал и запугивал, а непокорных — уничтожал. И, как все диктаторы, пристально следил за тем, что пишут о нем в газетах и на заборах, что рассказывают в анекдотах. Каждое утро его бывшая ученица и тайная возлюбленная Шура Прытко, некогда чемпионка области по скорочтению, приносила ему подборку публикаций, в которых воспевались труды и дни нового мэра. Попивая утренний кофе и обнимая юную прелестницу, бывший учитель русского языка машинально исправлял ошибки и опечатки и ставил внизу на полях оценку. Сначала эта привычка казалась ближайшим сподвижникам мэра милым чудачеством. Но однажды, проверяя утреннюю прессу, он вскочил с места, отшвырнул чашку, достал из внутреннего кармана флягу, сделал пару добрых глотков и приказал вызвать братву.

Причиной внезапной вспышки гнева стала заметка в преданной новому режиму газете «Комсомольское знамя». Заметка воспевала заслуги мэра, но вот только в заголовке и во всем тексте прозвище грозного главы администрации было напечатано с двумя «н» — «КипячеННый».

В тот же день в редакцию газеты приехали ребята на джипах. Ни о чем не подозревающие журналисты попивали самогон, привезенный из деревни чьей-то дальней тетушкой, и, поглядывая на редактора, продолжали восхвалять лучшего друга журналистов.

И тут по коридору прогрохотали шаги.

Всех сотрудников согнали в отдел новостей (это был самый просторный кабинет) и поставили в первую милицейскую позицию — лбом в стену, руки за головой, ноги на двойную ширину плеч. Чтобы вычислить автора злополучной заметки, потребовался всего лишь десяток ударов по почкам.

Операцией «Принуждение к грамотности» руководил ближайший сподвижник мэра — Миха Лиходумов. По его знаку братки выложили на стол несколько наборов детской азбуки на магнитиках. Затем на глазах у всего коллектива редакции Миха и его команда около часа — за временем, впрочем, никто не следил — кормили главного редактора большими буквами «Н», а автора заметки — маленькими.