Эликсир князя Собакина

— Черт! А ведь теперь мы отсюда не выйдем без ключа, — запоздало сообразил Петр Алексеевич.

— Н-да... А ключ-то у свиньи... — почесал в затылке Бабст.

— А свинью, может быть, уже съели, — закончил Паша.

— Да ладно вам! — махнула рукой Вера. — Как говорил наш император Наполеон: «Ввяжемся в битву, а там посмотрим!»

За забором оказался тщательно распланированный, но не до конца воплощенный рай. По всему было видно, что огромное пространство Вакховой Поляны когда-то пытались превратить в регулярный парк. Хитрыми кренделями ветвились аллеи и дорожки, звали в свою уютную тень садовые беседки, заманчиво блестели искусственные пруды — но зелени почти не было. растительность или не успели высадить, или она здесь не прижилась.

Наши герои двинулись к видневшейся впереди черной башне — замку Кипяченого. До него было никак не меньше двух километров. Прошли мимо стальных ворот и удивились тому, что захватчики не выставили часовых. Вместо вооруженной охраны вход в усадьбу стерегла только мраморная статуя Венеры. Безрукая богиня была запечатлена в очень странной позе: она наклонилась вперед так, словно ждала выстрела в спину или собиралась стартовать на очень длинную дистанцию.

— А тетенька не дура, — хмыкнул Паша. — Вот откроют ворота, а она как дернет отсюда — и до самой Греции, не останавливаясь...

— Пуля догонит, — хмуро отозвался Бабст.

За статуей начиналась центральная аллея, которая вела прямиком к замку. Чем дальше участники экспедиции отходили от ворот, тем спокойнее становилось у них на душе. Шум и крики сюда уже почти не долетали, и можно было даже расслышать кукушку, щедро отмерявшую в дальнем лесу годы чьей-то жизни. Идиллию портили только следы давних пожаров: обгоревшие руины и черные пни, попадавшиеся слева и справа от аллеи. Пепелища, несомненно, остались на месте дачных домиков садоводства «Светик», членом которого был учитель Некипелов, однако у Савицкого возникли другие ассоциации.

— Как будто восемнадцатый год... — тихо сказал он Вере, покачав головой. — Вот и Льва Сергеича так пожгли...

Место было действительно похоже на коттеджный поселок премиум-класса непосредственно после революции, когда народные массы уже разрушили до основания старый мир, а к построению нового еще не приступили. Впрочем, начало процессу строительства лучшего мира было положено: метров за двести от замка глазам пришельцев открылся огромный котлован, окруженный горами песка, земли и мусора. Никакой техники на стройплощадке видно не было, хотя кое-где валялись лопаты и оранжевые каски.

Княжна сняла очки и прищурилась от солнца, разглядывая яму. Она попыталась представить на этом месте рвущуюся в небо громаду бизнес-центра, а затем обернулась к четырежды брату и спросила:

— Пьер, скажи: ну зачем Лиходумову строить билдинг на этой поляне? Какой-то бред... Вот ты, как деловой человек, можешь это объяснять? Он сумасшедший?

— Все не так просто, Веруша, — вздохнул Петр Алексеевич. — Если в двух словах, то в основе бизнес-плана лежит идея совмещения двух видов собственности. Здание будет муниципальное, а земля под ним — лиходумовская.

— Да просто место святое, намоленное — вот они и гадят, — сплюнул Бабст.

Паша предложил более глобальную концепцию:

— А я думаю, что наш друг Шрек еще и мэрию сюда переселит. А что? Удобно же: земля своя, стены, как в Кремле, администрация и все коммерсанты в одном здании. Мэр наверху, бизнес внизу, между ними — социальные лифты, откаты поднимать. А кризис кончится — можно будет тут Краснопырьевск-Сити отгрохать. Да, надо подкинуть ему эту идею, если он сам еще не допёр.

— Ну ладно, хорош болтать, — оборвал его Бабст. — Давайте думать, что делать дальше. Попытаться незаметно пролезть или с белым флагом идти? Короче, как нам пробраться вон в тот Мордор?

Бывшее жилище Кипяченого и впрямь напоминало твердыню Саурона, в суровый облик которой внесли некоторые декоративные элементы раннего лужковского стиля. Над мощными крепостными стенами торчало целое семейство разнокалиберных башенок, приспособленных под пулеметные гнезда. Согласно всем правилам фортификации, замок был окружен эскарпами и контрэскарпами и опоясан рвом с водой.

Во рву мирно плавали уточки.

— Кстати, утки — это очень хороший знак, — заметил Савицкий.

— Это еще почему?

— Да потому что если бы гастарбайтеры были сильно голодные, то начали бы с них.

— Верно! — улыбнулась княжна. — Пошли их покормим! В смысле — уток.

Бесстрашная француженка взяла Костю за руку и смело двинулась к замку.

— Стойте! — крикнул им Савицкий. — Вы что, не понимаете, во что мы ввязались? Этим ребятам, которые засели в доме, терять нечего.

— А если они и правда людоеды? — спросил Паша дрогнувшим голосом.

Все посмотрели на уточек. Потом Вера решительно объявила:

— Им нечего терять, а нам нечего бояться. Мы пришли сюда как парламентеры и правозащитники. У меня есть белый платок, и я буду им махать.

Она покосилась на притихшего Пашу и добавила:

— Мой компатриот Клод Леви-Стросс, который изучал людоедских индейцев, утверждал, что трусов всегда обедают первыми. Костя, ты пойдешь со мной?