Эликсир красоты, или Это всё Она (СИ)

Подул тихий, даже с какой-то ленцой, ветерок. Но он был вовсе не ласков, а колюч и холоден, пробирал меня до самых костей, и я вдруг отчего-то представила себя со стороны: сидит девица, как нахохлившийся воробушек, кутается в потёртый пледик и стучит зубами, губы синие, обескровленные, глаза полны паники и ожидания скорой смерти от обморожения. Такая себе картинка получилась. Встать бы да попрыгать — ножками подрыгать, разогнать кровь, но мои кости буквально примёрзли к диванной сидушке, и я даже не шелохнулась.

Неужели это конец? Вот такой странный и очень жестокий? А там остались родители, друзья, любимая работа. Я ведь ещё так много не успела, столько планов на жизнь, в том числе и на личную… Эх…

А может, это чья-то неудачная шутка? Меня перенесли сюда на вертолёте прямо на диване, а, чтобы я ничего не поняла, сыпанули снотворное в чай? И оставили тут, на склоне? Вот сейчас выпрыгнут операторы, защёлкают фотоаппараты и с криком: "Вас разыграли!", ко мне бросится толпа народа, размахивая плакатами и цветами? Я понимала, что это даже звучит бредово, но помечтать-то можно? Но всё же пару мгновений с надеждой глядела на безмолвный страшный лес.

С каждой секундой мысли текли всё медленнее и тягуче, меня неумолимо клонило ко сну: чуточку посплю, а потом решу, как поступить, наверное, соберусь с духом, заберу сундучок и пойду вдоль горы дальше, авось набреду на людей, вызовут скорую помощь, помогут чем смогут, хотя бы отогреют, дадут поесть горяченького…

Знала, что в таких ситуациях ни в коем случае нельзя спать, но истощение и шок, вкупе со зверским холодом, оказались сильнее, и я провалилась в приятный сон, в грёзы, наполненные радужными всполохами…

* * *

— Слышь, жинка, тут чёй-то лежит.

— Чаво?

— Какой-то монстряк… кажись, спать улёгся.

— Ой, Красий, — женский голос стал на полтона выше и зазвенел тревогой, — не говори таких вещей, не гневи Гайру (прим. автора: богиня всего сущего в этом мире)!

Шмык-хрум-хрум-шмык.

— Слухай, на этом… ммм… животном, девица лежит, коли зенки мои не подводят.

— Чаво?.. Э-как, и взаправду, молодая така, — женский голос наполнился сочувствием, — синющая вся, змёрзла в край! И не монстряк-то вовсе, балбес ты старый, похож на лежанку странную, иноземная небось.

Хрум-хрум.

— Точнааа, там лесса спит, и вроде как исчо дышит, жива, кажись.

— Ну-ка, дед, посторонись, спасать буду!

Весь этот необычный диалог со странно исковерканными словами я слышала словно через вату, глаза ни в какую не хотели открываться, поэтому пришлось напрячь ушки. Сон какой-то слуховой получился.

— Хек! — крякнули прямо надо мной, и диван ощутимо дёрнулся, его быстро с громким скрежетом повело в сторону и вниз, от этого резкого движения, я всё же продрала глаза, чтобы уставиться на склонившуюся ко мне женщину… Проморгалась, сгоняя пелену, зрение сфокусировалось, и я увидела её, нет, не так — ЕЁ!

Ооо, что это была за женщина! Ростом чуть выше двух метров, с широченными плечами, в длинном кожаном тулупе, с меховой оторочкой по рукавам и вороту. И именно она вытащила из сугроба ординаторский диван. И меня, спавшую на нём. Холода я уже не особо ощущала, чувство апатии и неизбежности близкой гибели как-то подавили моё желание жить, и я стала равнодушной ко всему вокруг. Но женщина впечатлила, на короткий миг всполошив моё природное любопытство. Но потом веки сами собой начали закрываться и я снова поплыла в нежные объятия Морфея.

— Давай тулуп, старый, — громыхнул голос богатырши, и я невольно приоткрыла один глаз. — Ты и так потерпишь, чай не впервой.

— Сгнобишь ты меня, Гарра, ой сгнобишь, одна куковать будешь, попомни моё слово! — ворчливо донеслось до нас, а через несколько секунд к нам вышел старичок…

Ооо, какой прикольный! Маленький, метр пятьдесят с хвостиком, щуплый с седой длинной бородой, забавной шапкой-ушанкой, с красным от мороза носом-картошкой и добрыми карими глазами, которые смотрели на меня с сочувствием и даже толикой переживания, он скинул свою дублёнку и протянул Гарре.

Но та, бросив на меня ещё один задумчивый взгляд тёмных глаз, вдруг сказала:

— Нет, твоя душегрейка не пойдёт. Лессу надобно укутать всю, — и принялась расстёгивать гигантские костяные пуговицы на своём тулупе, оставшись в какой-то шерстяной вязаной кофте, тётка ловко накрыла моё тело своей верхней одеждой, после безо всяких проблем, подняла меня на руки, при этом умудрившись спеленать меня, как ребёнка в пелёнку.

Я лежала, завёрнутая с ног до головы в тёплую дублёнку, и оттаивала. Постепенно вернулась чувствительность к конечностям, сопровождаемая острыми покалываниями по коже. Мне становилось с каждой минутой всё лучше и теплее. Как же хорошо! Мысли прояснились, я наконец-то могла думать и первое, что сказала, приоткрыв кокон:

— Мхм, уважаемая спасительница, — и тут же захлопнула рот. Вот те раз — язык не русский, и говорю я на нём совершенно свободно даже, кажется, думаю именно на нём.

— Шта? — не сбавляя шага, уточнила мадам, бросив на меня заинтересованный взгляд.