На последней странице дискутировали о выборах. Тут улов тоже оказался богатый. Я нашел такие перлы: «Объединяться следует не по партиям, а помимо партий»; «Принципиально беспартийный – вот высшая форма партийности»; «Российский электорат состоит из твердолобых ленинцев, бесноватых сталинцев, дефектных хрущевцев и прочих слепых, глухих и хромых»; «Народное терпение перешло в остервенение»; «Горбачев – Иуда, Ельцин – Пилат, а народ распят»; «Думские депутаты – посредники между правительством и народом, причем, в той же мере, в какой борзые – посредники между охотниками и зайцами»; «Демократия – это когда каждый может принародно плюнуть в правительство, которое сам же избирал»; «Цинизм – защитная реакция честного человека на лицемерие властей и народа»; «Голодный начинает верить в справедливость в тот момент, когда получает кусок хлеба»; «Радостное возбуждение революционных дней быстро сменяется горестным переживанием бесправных лет».
Я так увлекся чтением, что очнулся только тогда, когда услышал над собой бархатистый женский голосок: «Викентий, ау-у-у! Я уже пришла!». Отбросив газету, я быстро поднялся и помог Алене снять шубу. «Что будем есть-пить?», – спросил я, любуясь новой знакомой. Она вздохнула: «Только кофе-глиссе. Буду худеть!». Я не стал делать комплимент, что легкая полнота ей к лицу, а пошел к стойке и вернулся с двумя фужерами глиссе.
«Интересуетесь политикой?», – спросила Алена, кивнув на газету. «Политики у нас разбушевались как захмелевшие клопы. Когда они в газетах начинают разоблачать один другого, то совместными усилиями доносят до нас правду. Если клоп обозвал комара кровопивцем, это шаг к гласности», – констатировал я. «Рассказать о том, что было, это любой историк может, а вот рассказать о том, чего никогда не было, на это способен только политик», – в тон мне усмехнулась Алена. Она наклонилась к фужеру и стала молча тянуть напиток через соломинку, изредка поглядывая на меня. Я уставился на нее, как завороженный. Она улыбнулась: «Викентий, Вы так на меня смотрите…». Я не знал, что сказать. Вдруг резко влюбился и от этого поглупел до состояния счастливого кретинизма. Не зря говорят, что любовь сильнее ума, ибо в любви ум теряют, но в уме любви не находят. Женщина думает, что любовь это когда мужчина говорит ей о любви; отнюдь: любовь это когда он не в силах вымолвить ни слова.
Индульгенция
В выходные я пошел на охоту, по морозцу гонял зайчика. Только б
Но не зря говорят, что пока несешь ложку ко рту, многое может произойти. В понедельник я отправил ей электронное письмецо. Она никак не отреагировала. Я наивно подумал, что письмо потерялось, и через день отправил еще. Она назначила свидание. Я примчался и ждал битый час. Не пришла. Если бы я был не Никишин, а Пушкин, то высказался бы в том духе, что чем больше женщину мы любим, тем легче ей дурачить нас.
Через три дня, когда я пребывал уже в полном унынии, от Алены вдруг пришло сообщение с извинениями: «Викентий! Прости великодушно! В тот день моим шефом на вечер была вдруг назначена деловая встреча, от которой никак не могла отвертеться. Если ты не слишком обиделся, то давай завтра встретимся». Я тут же заревновал ее к шефу. Любовь подобна прекрасному цветку, распускающемуся особенно быстро, когда его поливают ядом ревности. Образно про мое состояние можно было выразиться так: вчера воробушек был совсем дохлый, а сегодня ожил и зачирикал. Получив ответ Алены, я так обрадовался, что распушил перышки: «Алена! Если подчиненный не будет слушаться начальника, то станет безработным; впрочем, если будет слушаться, то навсегда останется подчиненным. Я не обиделся. Обидеть меня не легче, чем проткнуть пальцем шкуру носорога. Извиняться не нужно. Считай, что я выдал тебе бессрочную индульгенцию. До встречи». Влюбленный мужчина подобен бумерангу: всегда возвращается к той, которая послала его далеко-далеко.