Эликсир жизни

– Накидай мне в пакет! – крикнула я, лихорадочно стаскивая с себя сарафан и мчась в ванную.

– А ты куда? – спросила она, когда я, в белом платье, подхватив ягоды, метнулась к дверям.

– Гулять… У меня эликсир жизни, – буркнула я, возясь с замком.

– Вероничка, ключи возьми! – предусмотрительно крикнула мне вслед Милкина тётушка.

И это был очень правильный и своевременный совет, полностью соответствующий моменту.

В двадцать один ноль–ноль мы стояли на набережной, держась за руки.

Южный вечер –  аттракцион для непосвящённых. В нём практически нет режимного времени, южные сумерки коротки и незаметны. Вот только что было светло – и вдруг солнце заходит за горы, и темнота стремительно окутывает всё вокруг, меняя цвета, настроение, чувства…

Нас кинуло друг к другу в объятия одновременно с наступлением темноты, кинуло мягко и неотвратимо, прямо посреди дороги. Гуляющие обтекали нас, мы не замечали. От князя пахло морем, разогретым песком, земляникой, которой мы кормили друг друга… И совершенно, совершенно невозможно было теперь отрекаться от его рук, невозможно было отрекаться, глупо было отрекаться, опасно было отрекаться…

И в этот момент начали зажигаться фонари – торжественно и плавно, словно инструменты в симфоническом оркестре. Набережная волшебно менялась в их пульсирующем, нестабильном мигании. Мое платье засияло в темноте, словно подсвеченное луной. Мы стояли, как на сцене, а вокруг нас разворачивалась световая увертюра.

– Когда наступает темнота, в отеле «Калифорния» начинается другая жизнь, – бормотал князь мне в волосы. – Сейчас они перестанут мигать, и наступит ночь. Мы дойдём вон до того фонаря, и я тебя там поцелую… если не будешь драться…

– Нет, мы побежим, – говорила я, тщетно пытаясь отстраниться. – Вот если догонишь, тогда да…

– А если не догоню, тогда ты меня поцелуешь, – не сдавался князь.

– Нет уж, фигу, если ты меня не догонишь, я тебя поколочу. Два раза. За то, что сломал каблук и за то, что не пришёл.

– Я хотел прийти…

– «Хотел» – не считается!

Я снимала босоножки, срывалась с места и неслась вперёд, не чуя ног. Долетала до фонаря, хваталась за него, тормозя на полном скаку и хохоча. Князь оказывался рядом – я влетала в его объятия, крепкие, но мягкие и уютные. Он весь был невероятно уютный, удобный, тёплый, я, прижатая к нему, удивительно точно и правильно вписывалась во все рельефы его тела. Мне казалось, я так и родилась, объятая его руками.

Я сказала ему об этом. Он ответил, что думает о том же.

– Может быть, мы созданы друг для друга… – бормотал князь с закрытыми глазами, в очередной раз ловя меня под фонарём.

– А может быть, – говорила я, с трудом освобождаясь от плена его рук,

– Нет, не хочу тебя отпускать, не уходи… – срывающимся голосом говорил он.

– Но мы же должны ещё раз поцеловаться…

Фонарей на набережной было много, весь наш путь был усеян поцелуями.

– А ты быстро бегаешь, – удивлялся князь.

– Ты просто догонять не умеешь, – смеялась я, переводя дух. – А ты почему бросил танцы?

– В армию забрали.

– Что–о?

– Что смеёшься, правда, в армию забрали. А когда пришёл – уже не с кем было.

– А ты меня научишь танцевать?

– Конечно.

– А что ты танцевал?

– В последний раз – аргентинское танго.

– Ка–ак? – кричала я изумлённо. – Как аргентинское танго?! Да ты знаешь ли, что я всю жизнь об этом мечтала!

– Твоя мечта сбылась, – говорил князь, убирая волосы с моего лица.

– Так. Завтра мы куда–нибудь уходим подальше от людей, и ты меня учишь.

– Подальше от людей. Это хорошо…

– Князь, ты не о том думаешь, – смеялась я. – Я, правда–правда, хочу научиться. Я однажды пробовала, но плохо получилось. А мне хочется!..

– У тебя получится! – уверял князь. – Ты такая лёгкая… ты такая гибкая… ты такая… такая…

– Князь… пусти… это нечестно, – неубедительно отбивалась я, – здесь же уже нет фонарей… кончились же фонари…

– Вот и хорошо, что кончились…

В ноль двадцать пять мы вошли в мой подъезд.

Я вспомнила, как всего несколько дней назад, в этом же самом подъезде я его ненавидела и била. Как можно его ненавидеть и бить, – запоздало подумала я, стремительно проваливаясь в турбулентный вихрь чувств, в этот переход между мирами, весь пронизанный звёздными следами.

– Помнишь, как  ты сломала здесь каблук… – шептал князь между поцелуями. – Это ты сломал мне каблук, – упрямо шептала я. – Я сломал… – шептал князь, – а ты сломала меня… – Ничего я не ломала… – упрямо шептала я, не открывая глаз, – это ты мне руки ломал… – Я не ломал, – еле слышно отрекался князь.  – Я просто… я боялся, что ты уйдёшь… прости… я не хотел, чтобы ты уходила… я не хочу, чтобы ты уходила… не уходи… не уезжай…