Эликсир жизни

Я повернулась и медленно пошла обратно к пляжу.

Я шла и ловила себя на том, что вглядываюсь в прохожих – не мелькнёт ли где–то в толпе малиновое пятно. И соломенные взлохмаченные вихры над ним. И понимала, что, в общем–то, только ради этого и вынесли меня наверх могучие крылья.

И приходилось это признавать…

Я вернулась на пляж без миндаля, без надежд и без планов на будущее.

На пляже, как раз наоборот, жизнь бурлила. Друзья–пенсионеры угощали общественность арбузами, Милку обступала свита местных кавалеров.

– Москвичка пришла, – загалдело из–под лестницы, – а ну, сидай с нами, москвичка!

Медицинский пляж отличается от дикого не только  стерильной галькой, на которую страшно бросить окурок, и абсолютно целыми лежаками, но и тесным содружеством посетителей. Психология закрытых пляжей прямо противоположна психологии диких.

На диком пляже тебя затопчут ещё на лестнице, тут – подадут руку и уступят дорогу.

На диком пляже лежак утащат прямо из–под тебя, тут наоборот – помогут вынести из штабеля и аккуратно установят на выбранное тобой место.

На диком пляже ты просто хватаешь свои шмотки и чешешь, куда собрался, и всем начхать, куда ты и зачем. Здесь же, пока дойдёшь до лестницы, тебя сто раз спросят: «Уже уходите? А вы далеко? А вы на обед? А вы не в магазин? Аа–а–а, вы за миндалём…»

На диком пляже ты никому не нужен, там ты – песчинка. А тут все знакомы, пансионат один, и все друг другу братья. Тут беспрестанно звучат приветствия, поздравления, пожелания, свидетельствующие о тесном общении.

Там ты никто, а тут ты личность, и все на тебя обращают внимание. Особенно, если ты занимаешься бросанием босоножек через весь пляж. И особенно, если ты пошла за миндалём.

– А шо с пустыми руками? А де миндаль?

– Нету…

– О–ох, горенько… Ну, держи кавун, москвичка, от, гляди, гарный какой…

– Да не москвичка я… – в сотый раз безнадёжно поправила я, принимая громадный сахарный ломоть. – Подмосквичка я…

– Ну, хай подмосквичка!

Милка уже стрескала свой ломоть и царила у себя на лежаке королевой, а вокруг неё роилась свита мсье Вольдемара, доцента медицинского училища, куратора нашего пляжа. Мсье Вольдемар был блестящий господин интересного возраста с прекрасной дикцией и хорошим образованием. На пляж он являлся в кремовых ослепительных брюках и окружённый толпой молодых, перспективных студентов–практикантов. Ему нравилась Милка, поэтому львиная доля кураторской опеки доставалось ей. Свита изо всех сил старалась соответствовать.

– Пери моя! – грохотал Вольдемар на весь пляж замечательно поставленным баритоном. – Об чём речь! Я в любой момент к вашим услугам. В корень надо зрить! Только скажите о ваших нуждах – мы вас спасём! Об чём речь!

– Спасибо, – скромничала Милка, рассыпая глазами кокетливые искры во все стороны, – нас ничего не беспокоит, всё замечательно. Всё хорошо, спасибо.

– Пери моя! – не унимался Вольдемар. – Это же всё бренно. Это же всё преходяще. Это вот сегодня вас ничего не беспокоит, и вы арбузики немытые, непроверенные медконтролем, грызёте, а завтра, будьте любезны – гастрит! Гастроэнтероколит! А послезавтра – будьте любезны – перитонит! А то и не побоюсь этого слова – столбняк! Ботулизм! Бруцеллёз! Сальмонеллёз! В корень надо зрить, прелесть вы моя! В корень–то не зрите!..

Когда прекрасный Вольдемар, отблистав, отгрохотав и нагнав страху на впечатлительную часть курортников, удалился, Милка обратила взор на меня.

– Вавка–а… – протянула она, проницательно щурясь, – Надо было тебя отдать Вольдемару. На тебя лица нет. Тебе нужно встряхнуться. Тебе нужен эликсир жизни.

– Ещё выпить кумысу? – осведомилась я. – Спасибо уже…

– Ну, сходи погулять с Арсением.

– Ну, вот с какой стати–то?

– Он на тебя засматривается.

– Я сейчас шла по набережной. На меня засматривалась куча народу. Особенно, когда ветер поднимал подол. И мне со всеми идти гулять?

– Вавка, не вредничай. На юге вредно вредничать. Загар плохо пристаёт.

Тут Милка была абсолютно права. На юге вредничать вредно для здоровья. Для вредностей вполне достаточно нашей средней полосы. Я встала, умыла из бутылки арбузную мордуленцию, демонстративно накрасила губы, демонстративно расчесала волосы и отправилась к Арсению Николаевичу, собирающему вещи. Тёмные окуляры обеспокоенно провожали каждый мой шаг. Мне стало весело.

– Молодой человек, – не тратя времени зря, начала я издалека, – сегодня мы все сражены вашим потрясающим внешним видом. Общественность выбрала меня телохранителем, вы не будете против?

– Мне грозит опасность? – осведомился женатый человек, располагающе улыбаясь.

– В этом костюме – да. Понимаете… наш пляжный дамский клуб… – я тонко улыбнулась и небрежно оглянулась на окуляры, – эээ… считает вас своей личной собственностью. И теперь он может вас вдруг потерять. Я делегирована сопровождать вас до ворот санатория. Чтобы ни один посторонний взгляд не смутил ваше душевное равновесие.

Арсений Николаевич засмеялся.