Эликсир жизни

Вдруг Септимус понял, что на следующей странице будет тот самый день. Трясущимися руками он засунул ее в пачку из восьми других страниц (хоть и не по порядку, но тут уж ничего не поделаешь) и передал ближайшему свободному писцу. Как только писец сшил их, Септимус взял сложенные страницы и просунул в них записку. Потом виновато оглянулся по сторонам: а вдруг все смотрят на него? Но работа по сшиванию книги продолжалась. Переплетчик взял у него страницы и со скучающим выражением лица добавил их в пачку пергамента. Никто ничего не заметил.

Септимус, дрожа, уселся за стол и сразу же опрокинул чернильницу.

Марцеллий нахмурился и щелкнул пальцами.

– Эй, ты, – приказал он одному писцу, – иди и принеси тряпку. Время не терпит!

В тринадцать часов двадцать одну минуту переплетчик закончил сшивать труд «Я, Марцеллий». Он вручил книгу Марцеллию Паю под негромкий свист писцов: она была очень красивая. На мягкой кожаной обложке было тисненое название из золотой фольги, окруженное алхимическими символами, которые Септимус теперь понимал, хотя и сожалел об этом. Переплетчик украсил и страницы золотой фольгой, которую сделал сам Марцеллий, а под конец обернул книгу алой шелковой лентой.

В тринадцать часов двадцать пять минут Марцеллий нагрел над свечой маленький медный горшочек с черным сургучом.

В тринадцать часов тридцать одну минуту Септимус подержал книгу, пока Марцеллий Пай выливал черный сургуч на два конца ленточки, чтобы склеить их.

В тринадцать часов тридцать три минуты Марцеллий Пай прижал свою печатку к сургучу. Теперь книга «Я, Марцеллий» была запечатана, и вся лаборатория вздохнула с облегчением.

– Да завершится великий труд! – провозгласил Марцеллий и с благоговением взял фолиант, почти потеряв дар речи от волнения.

В его мечты о славе ворвался капризный голос переплетчика:

– У меня в животе урчит. Завтрак-то давно как миновал. Я больше не могу ждать. Так что всего доброго, ваше превосходительство.

Переплетчик поклонился и вышел.

Писцы переглянулись. У них в животах тоже поднимался бунт, но они не смели ничего сказать. Они ждали, пока последний алхимик, утонув в мечтах о величии, бережно держал свой великий труд в руках и разглядывал его, точно новорожденного ребенка.

Тем не менее, несмотря на большие надежды Марцеллия Пая, никто больше не взглянул на его книгу. Она была запечатана после Великой алхимической катастрофы, и ее больше никогда не открывали. До тех пор, пока Марсия не сорвала печать в тот самый день, когда у нее похитили ученика.

26 Башня Волшебников

Писцы ушли обедать, забыв про Септимуса. Марцеллий с озабоченным видом подошел к своему ученику.

– Я займу всего минутку, ученик, – сказал он, усаживаясь рядом с ним на табурет, где обычно сидел личный писец Септимуса. – Эликсир наверняка уже настоялся. Взглянешь?

Марцеллий кивнул в сторону стеклянного ларца, стоявшего на одном из столов у стены лаборатории. В ларце на изящной трехногой подставке из золота лежал маленький пузырек с густой синей жидкостью. Хотя Септимус и устал от утренних занятий, он был не против поработать с Марцеллием над настоящим снадобьем. Мальчик кивнул и встал из-за стола.

Рядом со стеклянным ларцом стоял новый дубовый сундук с позолоченными уголками, обтянутый двумя прочными золотыми лентами. Это был личный сундук Септимуса для трав и снадобий, и мальчик им очень гордился. Марцеллий подарил ему этот сундук еще в начале их работы над эликсиром вечной жизни. Это был единственный предмет, который принадлежал Септимусу в том времени, там хранились аккуратно написанные рецепты смесей, микстур, зелий и лекарств. Но самым ценным среди всего этого был спрятанный на дно клочок бумаги с рецептом лекарства от смертоносной хвори, которая бушевала в Замке Септимуса. Сундук для трав и снадобий был той вещью, которую Септимус особенно не хотел бы оставлять, если выпадет шанс воплотить план побега. И если этот план вообще сработает.

Но хотя сундук и принадлежал Септимусу, ключ хранился не у него. Как и все вещи в Главной лаборатории алхимии и врачевания, сундук открывался только одним ключом, а он висел на шее Марцеллия на толстой золотой цепочке, накрепко пристегнутой к изнанке его туники большой золотой булавкой. Осторожно глядя на Септимуса, Марцеллий отстегнул ключ и достал цепочку. Это был тот же самый толстый золотой диск с выгравированными на нем семью звездами, расположенными за кругом с точкой посредине, что носил старик Марцеллий. Септимус жадно впился глазами в диск, зная, что он открывает Парадные двери времени и может стать его ключом к свободе. Можно, конечно, подкараулить где-нибудь Марцеллия и выхватить у того ключ, но, учитывая разницу в силе, вряд ли эта идея сработает. Марцеллий вставил золотой диск в круглое углубление на крышке сундука, и она тут же открылась, как будто ее подняли какие-то невидимые пальцы.