Эликсир жизни

Да, печальное зрелище представляет ваш мир, отвратительнее даже римского цирка, где развлекались, глядя, как дикие звери терзали беззащитных людей; а теперь сами люди обратились в диких зверей, оспаривающих друг у друга золото и не знающих ни жалости, ни сострадания, раз затронуты их материальные интересы.

К счастью, круг миров, который, подобно черной ленте, занимает вторую планетную сферу, не единственное местопребывание душ; существуют земли, где царят гармония, милосердие, порядок, и где с жаром изучают истинное назначение духа и тщательно избегают всего, что могло бы вызвать бедствия, терзающие ваш мир…

Он умолк. Не смея его беспокоить, Супрамати тоже погрузился в глубокую задумчивость.

Во время этого разговора настала ночь, – ночь восточная, теплая и благоуханная. Над головами, подобно громадному куполу, расстилалось темно-синее небо, усеянное тысячами звезд, сверкавшими, как бриллианты. Беловатая полоса Млечного Пути, подобно светящемуся пару, опоясывала небо.

Вдруг Эбрамар поднял руку и указывая на синий небесный свод, восторженно сказал:

– Взгляни на безграничные владения наших душ, на бесчисленные обители Отца, как сказал Христос! Какое обширное поле для изучения представляют тайны этих мириад светящихся точек, из которых каждая представляет целый мир, населенный человечеством, подобным нашему. Не кажется ли тебе пустой гордость земного человека перед этой безграничной Вселенной? И эта-то пылинка, сметаемая ветром, этот невежда, которому неизвестно ни прошедшее, ни настоящее, ни будущее, этот тщеславный пигмей, не знающий даже, увидит ли он завтрашний восход солнца, осмеливается возмущаться, сомневаться, критиковать и пренебрегать великими законами, которым он подчинен, но которые не понимает.

Нервная дрожь пробежала по телу Супрамати. В эту минуту он действительно чувствовал себя пылинкой и понимал свое ужасающее ничтожество в сравнении с грандиозной бесконечностью, со всех сторон охватывавшей его. Вдруг он вспомнил инстинктивный ужас, внушаемый ему смертью, – этой таинственной и леденящей гостьей, которая бесстрастно, но неумолимо проникает в убежища нищеты и поднимается на ступени трона, обрушиваясь без различия, как на самые смиренные, так и на самые гордые головы. Позабыв, что ему нечего бояться смерти, он с тоской думал:

«Как могут люди так жадно гоняться за наслаждениями, приносить в жертву удовлетворению своих страстей и долг, и честь, забывая, что ежеминутно может постигнуть крушение их материальной жизни и пробить час суда».

– Да, – заметил Эбрамар, отвечая на мысль Супрамати, – следовало бы побольше задумываться над следующим изречением. Ведь «По смерти, за человеком не следуют ни жена его, ни дети, ни родители, ни друзья, ни его богатство, а только его добрые дела, чтобы свидетельствовать в его пользу перед судом вечного правосудия».

Два месяца, которые Супрамати должен был провести в Гималаях, пролетели с необыкновенной быстротой, и он с огорчением стал готовиться к отъезду.

В последний день, который Супрамати проводил в маленьком дворце, сделавшемся ему таким дорогим, Эбрамар с утра призвал его к себе и, покинув свои обычные работы, все свое время посвятил будущему ученику. Он дал ему последние советы и наставления на время его посвящения; а затем подарил ему очень толстый медальон с таинственными знаками с обеих сторон, сделанными из разноцветных драгоценных камней, прибавив, что этот медальон он должен открыть только в случае крайней нужды.

После обеда они сидели на террасе. При мысли, что это – последний вечер, проводимый с учителем, которого он любил и уважал от всей души, глубокая грусть овладела Супрамати. Сколько света и новых понятий влил в его душу этот необыкновенный человек, который, казалось, победил и подчинил себе все слабости и от которого, как от небесного посла, исходили добро, мудрость и любовь.

– Не огорчайся, сын мой, нашей разлукой! Повторяю тебе: моя душа останется близка тебе и явится, когда это будет необходимо, чтобы поддержать и утешить тебя, – сказал Эбрамар, пожимая ему руку.

– О! Если бы только я знал, что скоро сделаюсь достойным вернуться сюда. Никогда, учитель, и нигде не был я так спокоен и не чувствовал такой глубокой отрады; одним словом, я был здесь очень счастлив, и боюсь, что когда вернусь в вихрь света, страсти снова овладеют мной.

– Без всякого сомнения, сын мой, тебе предстоит победить не одну слабость, прежде чем ты приобретешь презрение ко всем земным наслаждениям, – с улыбкой заметил Эбрамар. – Что же касается покоя и гармонии чувств, которые делают дорогим для тебя мое мирное убежище труда, то ты найдешь их в церквях, тишина и спокойствие которых укрепят твою душу, а отчасти в монастырях, где жизнь действительно строга и полна отрешения от мира. Одним словом, всюду, где исключены человеческие страсти, ты будешь окружен таким же веянием счастливого покоя.