Эликсиры Эллисона. От глупости и смерти (сборник)

– Очень хорошо с твоей стороны, Билли, сказать мне такое. И мне хочется в это верить. Но я прагматик, видишь ли. Я верю только в то, чье существование неоспоримо – в дождь, в могилу Минны, в часы, которые проходят, хотя мы этого и не видим. Мне страшно, Билли. Мне страшно, что я сегодня говорю с Минной в последний раз. Поэтому мне хотелось бы попросить об услуге в награду за то, что я честно хранил эти часы всю свою жизнь. Подари мне минуту, Билли. Всего минуту, чтобы я мог снова увидеть ее, обнять и попрощаться. Теперь ты хранитель часов, и я прошу тебя: позволь мне украсть всего лишь одну минуту.

Билли не мог вымолвить ни слова. Взгляд старика был отчаянным, бездонным, пустым и холодным, как тундра. Он был похож на ребенка, которого бросили одного в темноте. Билли знал, что ни в чем не сможет ему отказать, но тут в тишине прозвучало: «Нет», и Билли понял, что это, совершенно неосознанно, произнес он сам. Отказ полный и окончательный. Сердце Билли разрывалось от сострадания к старику, но что-то заставило его подавить это чувство. Нет. Твердое, непоколебимое нет.

Глаза Гаспара наполнились слезами. В Билли будто надломилось что-то, и он мягко сказал:

– Ты же понимаешь, что это нехорошо, отец. Мы не должны…

Гаспар молча взял Билли за руку.

– Это было испытание, парень. Мне надо было испытать тебя, понимаешь? Не оставлять же часы кому попало. И ты с честью выдержал, друг мой – мой последний друг, самый лучший. Я просил перенести ее сюда, в это место, куда мы оба приходим поговорить с ушедшими, зная, что ты поймешь: в это украденное мгновение можно вернуть кого угодно. Я знал, что сам ты этой минутой не воспользуешься, как бы тебе ни хотелось, но знал также, что ты мне сочувствуешь, и проверял, не смогу ли поколебать тебя. Но ты и мне отказал.

Старик улыбнулся. В его глазах больше не было слез.

– Я в порядке, Билли, не волнуйся. Нам с Минной эта минута не нужна. А вот тебе нужна, думаю, если ты будешь хранителем вместо меня. Ты мучаешься, что для паладина не очень-то хорошо. Тебе нужно исцеление, Билли. Поэтому я сделаю для тебя то, что никогда не сделал бы для себя. Мой прощальный подарок.

С этими словами старик запустил часы, и их тиканье было столь же громким, как первый крик новорожденного. Секундная стрелка начала удаляться от одиннадцати. Небо заволокло облаками, похолодало, и на кладбище опустился странный серебристо-голубой туман. Он закрыл могилу младшего капрала, и Билли Кинетта не видел, откуда появился солдат в старой военной форме. Билли пошел к нему навстречу и что-то сказал. Младший капрал, с кем Билли даже не был знаком при жизни, ответил ему, а потом медленно растаял в воздухе вместе с туманом.

Билли остался один.

Обернувшись, он увидел, что Гаспар упал со своего стульчика и лежит на земле. Билли бросился к нему, упал перед ним на колени, обнял его. Старик не шевелился.

– Господи, отец, слышал бы ты, что он мне сказал! Он отпустил меня, отец. Мне даже прощения просить не пришлось. Он сказал, что даже не видел меня в тех кустах, не знал, что меня спасает. Я ему: «Спасибо», а он мне: «Это тебе спасибо, хотя бы не зря погиб». Отец, пожалуйста, не умирай пока, я хочу сказать…

Иногда, хотя и редко, умирающие каким-то чудом на мгновение возвращаются. Старик открыл глаза и в последний раз посмотрел на друга.

– Можно, я расскажу про тебя своей старушке, Билли? – спросил он и снова закрыл глаза, на этот раз навсегда. Жизнь хранителя подошла к концу. Рука с часами разжалась; они снова остановились, но теперь показывали одну минуту двенадцатого. Часы поднялись в воздух, подождали, пока Билли Кинетта протянет руку, и нырнули в его ладонь. У них появился новый защитник.

В месте, где мы обретаем всё потерянное при жизни, сидел молодой человек, обнимая тело своего друга. Он не спешил. Время у него было.

Благословение времен XVIII египетской династии:

«На всех пустынных дорогах, которыми ты пойдешь, да пребудет Бог меж тобой и бедой».

Автор хотел бы с большой благодарностью отметить важную роль, которую сыграла в написании этого рассказа дискуссия с мисс Элли Гроссман.

Плюшевая обезьянка

В половине первого ночи на 51-й улице дул ледяной ветер, такой резкий, что мог запросто просверлить новое очко человеку.