Тогда она встала и подошла к туалету. Она не совсем еще верила. Может быть, он пришел просто взять книгу. Но шкатулка была пуста, и деньги из ящика исчезли.
– Вор, – сказала она громко. – Кромуэль – вор. – И прислушалась к звуку своего голоса.
Она увидела в темном зеркале свое бледное, сразу постаревшее лицо и с отвращением и страхом отвернулась:
– Мать вора. Я мать вора.
Она вспомнила, как несколько лет тому назад присутствовала на скандальном процессе. Молодой человек из хорошей семьи обокрал банк. Весь Лондон сбежался в суд. Мать вора, старая женщина в трауре, не переставая плакала. Его приговорили к десяти годам тюрьмы. Было жарко и скучно, и она жалела, что пошла. Тогда ей казалось, что все люди разделены на две части – на честных и преступников. И между ними непереходимая пропасть. Все, что касалось преступников, было отвратительно и неинтересно. Никогда, ни на одну минуту она не задумывалась о них. Ей даже не было жаль плачущей женщины в трауре. Разве можно жалеть мать вора?
– А теперь Кромуэль – вор, – повторила она. – Вор.
Уже не было пропасти, все смешалось, он уже был по ту сторону, среди преступников. И она, его мать, была там же. Он ее сын. Он сын Джеймса.
– Какое счастье, что Джеймса убили, – прошептала она и заплакала.
Что делать? Что теперь делать? Она плакала долго, пока не ослабела от слез. Ничего сделать нельзя.
«Завтра мы уедем в Лондон, – решила она наконец. – Завтра утром я поговорю с ним. Надо дождаться утра, успокоиться. Ведь все равно теперь ничего не поправишь». Если даже никто не узнает, если даже его никогда не будут судить и не сошлют на каторгу. Он все равно навсегда останется вором. И она никогда не забудет, что она мать вора.
Она снова легла. Натягивая одеяло, она коснулась своей голой груди и с гадливостью отдернула руку, будто дотронулась до жабы, – так противно ей было ее собственное тело.
10
Лиза открыла Кромуэлю. Он вошел быстро, будто за ним гнались, и запер дверь на два поворота. Они стояли друг перед другом, растерянные и бледные.
– Принес? – спросила Лиза, и голос ее сорвался от волнения.
– Вот. – Он протянул ей длинную нитку жемчуга и стал вытаскивать деньги из кармана пиджака.
– Подожди, Кром. Куда я их положу? Пойдем ко мне. Там отдашь. Сними пальто.
Он послушно засунул смятые бумажки обратно в карман.
Лиза пошла вперед. Жемчуг, как четки, свисал с ее руки.
– Тише. Коля уже спит.
– Спит? – переспросил он с верхней ступеньки.
– Ну да. Спит. Ты не понимаешь?
Она через плечо посмотрела на него. Он поднимался медленно. У него было совсем новое, усталое и покорное лицо.
Лиза зажгла свет.
– Садись на диван, Кром. Тебе тяжело было?
– Да, тяжело. Но я думал, что будет еще тяжелее.
– Она не проснулась?
– Нет, она спала. Она даже не пошевельнулась во сне. – Он замолчал на минуту. – Но завтра она все равно узнает, – сказал он как будто рассеянно.
Лиза села рядом с ним. Ей хотелось утешить, успокоить его. Нет, ей не утешать его надо. Нет, ей надо, необходимо что-то сказать ему. Но что? Что?
Он встал, выложил из кармана на стол деньги, серьги и кольца.
Лиза даже не повернула головы, не взглянула на них.
– Кром, послушай. – Она сжала руки на коленях. – Кром. Знаешь, мне кажется, тебе не следует ехать в Россию.
– Почему?
– Я не знаю. Но не надо. Не поезжай. Я боюсь за тебя, Кром, – прошептала она. – Я боюсь за тебя, – повторила она, и эти слова вдруг объяснили ей все: и волнение, мучившее ее весь день, и непонятный страх. Все стало ясно: она боялась за Кромуэля. Она не понимала еще, какая ему грозит опасность, но знала, что эта опасность уже совсем близко.
Она встала, подошла к нему:
– Кром, тебе не надо ехать. Кром, все еще можно поправить. Ведь твоя мать спит.
Она быстро собрала деньги и драгоценности со стола:
– Возьми, возьми все это. Отнеси домой. Иди домой, Кром. Никто ничего не узнает. Иди домой.
Он удивленно смотрел на нее:
– Что ты говоришь? Разве не ты сама…
Она взяла его за руку:
– Кром. Я тебя прошу. Иди домой, Кром. Ну да. Я сама уговорила тебя. Но я тогда не понимала. Тебе не надо. Нельзя. И зачем тебе Россия? Ведь ты англичанин. Кром, возьми жемчуг, возьми деньги. Иди домой.
Он покачал головой:
– Перестань, Лиза.
– Кром, я тебя умоляю, иди домой.
Она старалась засунуть деньги в его карманы. Он взял ее руки в свои и, нагнувшись, заглянул в ее глаза:
– Так не ведут себя храбрые женщины.
– Если ты любишь меня, Кром, я прошу тебя.
– Именно оттого, что я люблю тебя. Теперь все равно поздно. Я все равно уже погиб. Я вор. Единственное, что мне осталось в жизни, – это ты.
– Кром, но ты не подумал. Ведь тебя могут убить в России.
– Но ведь и тебя могут убить. Мы будем вместе. Я очень несчастен. И я совсем не так дорожу жизнью.
Он обнял ее:
– Поцелуй меня, Лиза. Не будем говорить об этом.