Элисса

Наконец взошла луна, застонал ветер, и от его дыхания тишина начала наполняться таинственным шепотом. В разлитом свете необъятная равнина, горы и лес казались пустынными, и скорее походили на сумеречное видение из сна, на неясное отражение прекрасного, исполненного покоя, но недоступного мира, чем просто на прелестный уголок земли, мягко посеребренный тихим сном. Вообще говоря, если бы не проклятое бревно, с каждой минутой становившееся все жестче и жестче, я, пожалуй, смог бы полностью отдаться открывшемуся мне чуду природы. Вот только пусть мне покажут того, кто сумеет беззаботно предаваться миросозерцанию, сидя в засаде, высоко на дереве, да еще на жесткой, корявой деревяшке. Короче, я просто отметил в уме, что ночь была дивно хороша, и стал дожидаться слонов. Но слоны все не появлялись, и, прождав еще около часа, я, то ли от усталости, то ли от скуки, начал дремать. Проснулся я довольно внезапно. Гобо, сидевший рядом, но все же чуть поодаль, насколько позволяло бревно (белые и туземцы с обоюдной неприязнью относятся к запахам, исходящим друг от друга), еле-еле слышно щелкал указательным и большим пальцами. По этому сигналу, весьма распространенному среди охотников-туземцев и носильщиков, я понял, что он что-то увидел или услышал. Я взглянул на него: мой напарник напряженно смотрел на подернутую туманом опушку леса позади темно-зеленой полосы маиса. Я тоже стал вглядываться и вслушиваться. Вскоре до меня донесся негромкий низкий звук, словно великан, вытягивая руки, придавливал к земле стебли маиса. Потом наступила пауза, и на открытое пространство величественно выступил слон, каких я доселе не видел и вряд ли когда-нибудь увижу. Силы небесные! Что это был за исполин! Как мерцал лунный свет на его единственном великолепном бивне — другого бивня не было, — когда он стоял среди маисового поля, мягко поводя ушами и ловя хоботом запахи! Пока в изумлении от его размеров я думал, сколько может весить такой бивень — а я поклялся в душе добыть его во что бы то ни стало, — появился другой слон и встал рядом с первым. Он был немного ниже, но, как мне показалось, почти такой же массивный, как первый, и даже при таком свете было видно, что оба его бивня превосходны. После некоторой паузы возник и третий. Он был короче остальных, но повыше второго; когда позже я их измерил, оказалось, что у меньшего из этой могучей троицы в холке было двенадцать футов и полтора дюйма, так что можете себе представить их размеры. Они встали в ряд, с минуту постояли тихо, а мой гигант нежно поглаживал хоботом своего соседа слева. Они начали пастись, продвигаясь вперед и чуть вправо, срывая большие пучки сладкого маиса и отправляя их в рот. Все это время они находились слишком далеко, ярдах в ста двадцати от меня (я заранее промерил шагами расстояние от дерева в разные стороны), и стрелять в них при этом неверном свете было бессмысленно. Они паслись полукругом, постепенно приближаясь к стоявшей рядом с моим деревом хижине, где хранились початки и спала старуха.