— Дочери? Ха! — Мерлин возмущённо покачал головой: — Ты не имеешь, никакого права так её называть.
— Не дай бог… — Спартак сузил глаза и свет в кабинете тут же начал моргать: — Ты сейчас ляпнешь, что она — собственность «АртСтар»…
— Вообще-то, с юридической стороны — она собственность Осокина, которая должна была достаться ему вместе с «Искрой».
Спартак за долю секунды настиг Мерлина, и схватив его за ворот, поднял над полом:
— Я же тебя предупредил. Зачем нарываешься?
— Голубика тебе не дочь, потому что ты — сбежал. Бросил её! Забил на её воспитание! А родительский комплекс в тебе проснулся, когда? Напомни мне? Когда Голубике исполнилось восемнадцать. Я воспитывал её. Мне она сказала первое слово! Я видел её первый шаг. Я отправлял её в первый класс. А, что ты? Явился… И начал качать права. Да, только вот, ты не учёл один нюанс, Спартак. В отличии от Голубики, ты — собственность «АртСтар». Ты сам на это пошёл. Никто тебя не заставлял.
— У меня были на то причины.
— Были причины? Если бы мои дети были живы… Я бы ни секунды не упустил! Ты пришёл сюда… Мои предки встретили тебя, как гостя. Дали всё необходимое! А теперь ты приходишь ко мне в офис, хотя прекрасно помнишь про запрет… и угрожаешь расправой?
— Я лишь демонстрирую то, что ты — ничего не контролируешь. — Спартак усадил Мерлина обратно: — Дай мне разобраться с Осокиным! И клянусь… ты больше не услышишь мое имя.
— Поздно ты спохватился, Спартак. Слишком поздно. Если хочешь вернуть дочь — поговори с Графом. Уверен, что он войдёт в положение! Тем более, он не знает, что Голубика — проект Гаврила. А если хочешь убить… Увы, тебе придётся разобраться со мной.
— Осокин — не человек. Карягин был уверен, что парень является истинным злом. А у Полковника, между прочим — была невероятная чуйка на подобное!
— Плевать мне на Карягина и его чуйку. Осокина не трогай! В противном случае, я развяжу Голубике руки. Я помню правила твоего народа. Отец рассказывал мне. Так вот, поднимется ли у тебя рука на собственную дочь?
— Готов выкинуть своего самого сильного бойца?
— Я не об этом. Ты сильно очеловечился, Спартак. — усмехнулся Мерлин: — Я же вижу. Заказчик мёртв, но ты продолжаешь думать о том, как бы так разобраться с Осокиным. Можешь сколько угодно говорить, что это, якобы, из-за твоего морального компаса и искреннего любопытства… Но я-то знаю причину.
— Он её не отдаст, если узнает. — развёл руками Спартак и направился в сторону двери: — Честно, я думал ты умнее. Мы могли бы обо всём договориться… Но только вот, ты слишком печёшься о своей зомби-дочке.
— И об этом узнал? — Мерлин устало вздохнул и откинулся на спинку кресла: — Хорошо. У нас намечается большая вечеринка с представителями террористического объединения. «Чёрная Луна» — потухла. А адские псы так и не нашли свою «Кузню Апокалипса». Поэтому, сейчас настала эпоха «Второго Солнца». И они настроены очень серьёзно. Ворон ненавидит проигрывать. Он бросит сюда все свои силы. Скажи… ты правда считаешь, что нам стоит сражаться в подобных условиях?
— Отдай мне Осокина и вопрос урегулируется сам собой. Только вот… Ты не отдашь. Я тебя слишком хорошо знаю, парень.
— Старый осёл.
— От старого осла слышу. — улыбнулся Спартак: — Не жалеешь своих людей. А я всё про них знаю. Про каждого из них. И про всё их окружение. Думаю… мне не стоит рассказывать тебе, что будет дальше?
— Опять заведёшь свою шарманку, что ты, никого не трогаешь, только потому, что сам так хочешь? Глупость. И кодекс твой — дырявая книжонка! Филькина грамота — не иначе. Знаешь, Спартак… Раньше ты был для меня, чем-то вроде доброго подонка. А сейчас превратился в жалкий кусок дерьма!
— Моя дочь, по крайней мере — жива. По-настоящему жива! К тому же, с чего ты взял, что я нарушу кодекс? Твои ребята совершили очень много зла. Или, что? Всё ещё веришь в свои безошибочные суждения? — киллер остановился возле порога.
— Напоминаю, что ты — гость.
— Гость. — согласился Спартак: — Но моя дочь — нет. Даю тебе три дня на размышления, Мерлин! Но только из-за старой дружбы с твоими родственниками. Они — достойны уважения.
— Не через три дня. Месяца. Года… Да хоть, прожди три столетия! Но мой ответ останется неизменным. Осокин будет жить.
— Жертвуешь пацанами, которые за тебя задницы рвали? Причём, ради кого? Она, может, и не выживет даже! Сколько ей осталось? Месяц? Полтора? Ты жалок, Мерлин. Просто, жалок.
— Ты — не лучше.
— Таков уж этот мир. Здесь нет чёрного и белого. А мы… Мы просто преследуем разные цели. Три дня, Мерлин! — Спартак махнул рукой: — Ровно три дня. И я приду за ним.
— А ты не думал, что он убьёт тебя? — поинтересовался Мерлин: — Сам же говоришь, что он — не человек.
— Ты себе и представить не можешь, с кем мне приходилось сталкиваться в своей прошлой жизни… — усмехнулся киллер: — Уж поверь. Там попадались твари в разы опаснее Осокина.
— Вражеская самоуверенность — его секретный ингредиент.
— Что? — Спартак повернулся к Мерлину: — О, чём это ты?
— Я заметил, что все его соперники были… самоуверенными. И это сыграло с ними злую шутку.