Элита

– Потому что на них валятся чьи-то мысли со всех сторон, а они еще не умеют защищаться? – предположила я. Джош кивнул. – Но ты сказал «почти всегда забирают». А тебя, получается, не забрали?

Джош качнул головой:

– Моя мама была Псаймоном. Думаю, и папа тоже, только мне про это не говорили. Когда я родился, родители уже расстались, и псайкорпус позволил маме самой меня воспитывать. В яслях для меня создавали бы защиту, пока я не подрос и не выучился создавать ее самостоятельно. А мама могла и сама это делать. И заодно учить меня, как пользоваться моими способностями. Ну и ходить-говорить, конечно, тоже. А потом я пошел в специальную школу для Псаймонов. Туда ходили воспитанники ясель. Но я, в отличие от всех одноклассников, после уроков шел домой.

Мне не надо было напрягать воображение, чтобы представить, каково ему приходилось. Я была совсем ребенком, когда во мне пробудился дар, навеки отделивший меня от обычных людей. Но у Джоша все-таки была мама. И вероятно, она сильно его любила, раз сумела настоять, чтобы ей оставили сына на воспитание.

Я даже не успела подумать – оно само как-то вырвалось.

– У тебя, наверное, лучшая мама в мире, – искренне сказала я.

Джош надолго умолк. И потом произнес:

– Ну… наверное. Даром что она постоянно выносила мне мозг: «Говори обычным языком, Джош». А мне-то куда проще было передать ей мысль прямо в голову!

Мне хотелось расспросить его, но я подумала, что не стоит. Он говорил о матери в прошедшем времени. Значит, с ней скорее всего что-то случилось. Если он захочет, то сам расскажет, а не захочет – приставать не буду.

Поэтому я просто поцеловала его, чтобы ничего не говорить.

Мы с Джошем уже не впервые целовались, но нам постоянно приходилось выискивать возможности, чтобы делать это без камер. И возможностей выпадало не так много. А сейчас нам никто не мешал, и я была не прочь продвинуться чуточку дальше.

Нет, не совсем уж в омут головой, конечно, но… В общем, в этот раз мы были смелее, и это оказалось, примерно как я себе и представляла. В смысле круто. Мне ужасно понравилось, что по телу разливается тепло, а сама я вся трепещу и вся такая взбудораженная. И еще мне ужасно понравились прикосновения Джоша к моей коже и к волосам. Хорошо, что я оставила волосы распущенными, потому что Джош пропускал их между пальцами, и это тоже было восхитительно. В голове у меня сидели наставления Кей, причем следовала я им неосознанно. Я раз сто перечитала те части ее писем, где говорилось, как вести себя на свидании, и, видимо, советы Кей глубоко въелись в мое подсознание. И в кои-то веки я не напрягалась, не дергалась, не чувствовала неловкости и не ощущала себя последней дурой.

Джош первым отстранился, еле слышно вздохнув.

– Мне надо быть осторожнее, – неохотно выговорил он.

– Осторожнее? – удивилась я. Он сказал это слово в каком-то своем смысле, не как обычно говорю его я.

– Псаймонам не полагается… Не приветствуется, когда мы вступаем в слишком близкий физический контакт с теми, кто нам нравится. Потому что тогда формируется психическая и эмоциональная зависимость, которая может вылезти наружу самым неподходящим образом. Даже через псайщит, – прибавил он. – Вместо мыслей, которые нам нужно прочесть, мы читаем то, что хотим прочесть. Инспекторы такого не любят. – И Джош уныло скривился.

Что-о?! От этих слов я прямо взбесилась. Дома, как мне казалось, у нас были люди, способные читать мысли. Живи мы в большом городе – их бы забрали в псайкорпус. А так они предпочитали становиться монахами. Точно не знаю, чем они занимались – то ли раннее оповещение, то ли еще что-то такое… Но им никогда никто не указывал, что и как делать! И не запрещал жить нормальной жизнью!

Ладно, ладно. Джош ведь тут ни при чем. Давай о чем-нибудь другом.

– А каково было расти в городе? – спросила я. Тоже не самый удобный вопрос – но куда деваться?

Джош рассмеялся немного принужденно:

– Ну, здешние-то дети по сравнению с вами как сыр в масле катаются. Вы, деревня, по уши в делах. Вам и в видигры резануться некогда!

– Типа того, – фыркнула я. – И что ты делал в детстве? Все время в видигры резался?

– Нас же учиться заставляли! – возразил он. – А многих – еще и спортом заниматься. Думаю, очутись я на настоящем склоне горы – смог бы ездить на лыжах. И еще на сноуборде. И я много занимался бегом.

Вот это открытие. Точнее, открытий было два. Во-первых, оказывается, городские дети не свободны. Их держат, по сути, взаперти. Вот почему они так навостряются играть в эти свои игры. Не знаю, понимают ли это родители, но власти-то понимают: ребенку опасно быть на улице без присмотра. Чтобы выпустить детей на волю и позволить им носиться где ни попадя, как мы в Укромье или в Анстоновом Роднике, сперва нужно подготовить их, как готовили нас. Внушить, что мир – весьма небезопасное местечко. Обучить всем навыкам и приемам, чтобы никто не мог увести ребенка обманом или похитить. А если детей всему этому учить – родителям придется расстаться со сказкой о собственной безопасности.