Майор государственной безопасности Буббиков вошел в землянку, даже не пригибаясь. Ему этого не требовалось. Низкоросл, сухощав, некоторые комплексы читаются практически влет… В то же время хитер, трусоват и подл. Да-а-а… органами мне придется заниматься всерьез. Впрочем, раз в них встречаются ребята вроде того младшего лейтенанта, возможно, все еще не так запущено…
– Товарищ майор госбезопасности, – начал капитан Бушманов, поднимаясь с табурета.
Но я не дал ему продолжить.
– А теперь признавайся, сволочь! – грозно рыкнул я, вставая из-за стола и включая голосовые связки почти на полную мощность. А ведь недаром идет слух, что, когда говорит гвардеец, вздрагивают даже буддистские монахи. – Кто тебя завербовал? Когда?
– Что?! – изумленно проблеял капитан, буквально задавленный моим ревом, который я еще подстраховал обертонами психопринуждения второго уровня.
У меня никогда не было особенных талантов к психопринуждению, но овладение этими навыками входит в обязательную программу обучения гвардейца, видимо, для того чтобы суметь установить подобное воздействие в отношении себя самого и уметь ему противостоять. Поскольку даже в методиках ведения допроса психопринуждение находится в перечне дополнительных мер, не рекомендуемых к стандартному использованию. Только в случае крайней необходимости. Ибо считается, что сведения, полученные с его помощью, не обладают достаточной достоверностью и непременно требуют проверки. А более нигде: ни в руководящих документах, ни в боевых уставах – оно не упоминается. Гвардейца слушаются, потому что он практически всегда прав, и его приказы или рекомендации в любой ситуации наиболее верны, а не потому, что он кого-то
– Признавайся, кто дал тебе поручение в преддверии наступления немцев лишить корпус единственного резерва? Говори!
– Я не… – Капитан ошеломленно сглотнул.
Но я не дал ему опомниться:
– Адреса, пароли, явки? Быстро!
Капитан бросил отчаянный взгляд на майора государственной безопасности. Под таким углом он свои действия совершенно не рассматривал. Он… просто…
– И чем же вы можете оправдать свои вредительские действия, товарищ капитан? – ернически заметил я, создавая у Бушманова (да и у остальных) иллюзию того, что якобы предоставил ему возможность оправдаться. А он вроде как не воспользовался.
Капитан дрожащей рукой вытер лоб. Я смотрел на него безо всякой жалости. «Возможно, капитан, ты искренне считал, что в том, что ты делаешь, и состоит твой долг. Но в реальности ты выступал на стороне врага. Так что ты сам выбрал свою судьбу. И я бы все равно тебя задавил, но, возможно, не так. Полегче. Если бы ты, сучонок, не посмел тронуть моих людей. Тебе же было об этом сказано открытым текстом».
– Ну?
– Я просто…
– Молчать!
Капитан осекся.
– Ну?
Капитан встрепенулся.
– Я…
– Молчать! – чуть возвысив голос, снова рявкнул я.
Капитан окончательно стушевался и затих, глядя на меня затравленным взглядом. Я состроил самую угрожающую рожу и прорычал:
– Что, сказать нечего?! – после чего развернулся в сторону майора государственной безопасности, который молча наблюдал за моим представлением. – Товарищ майор! Большое спасибо, что своевременно отреагировали и пресекли предательство! – Я в два шага подскочил к майору, стиснул его руку и взволнованно ее затряс. И снова слегка подключил обертоны. – От имени личного состава батальона заверяю вас, что немцы здесь не пройдут! Можете, так и передать руководству, что благодаря вашему своевременному прибытию этот участок фронта теперь надежно перекрыт. Предательство не достигло своей цели!
Майор некоторое время ошеломленно пялился на меня, а затем перевел взгляд на совершенно раздавленного капитана. Да, система, при которой предъявления обвинения уже практически достаточно для объявления виновным – страшная вещь. Но ведь вы сами, ребята, такое с собой сотворили…
– Коломиец… – негромко произнес он, поведя подбородком в сторону капитана.
Из-за спины майора вывернулся довольно дюжий старший лейтенант и, подойдя к капитану, с каменным лицом вытащил у него из кобуры ТТ, после чего отступил на шаг и замер за его спиной.
– Что ж, товарищи, – майор легким шевелением пальцев освободил свою руку из моей и повернулся к командиру корпуса и старшему дивизионному комиссару, – значит, я могу доложить, что на вашем участке за фронт можно быть спокойным?
Комкор медленно поднялся из-за стола и, покосившись на меня, также медленно кивнул:
– Так точно, товарищ майор. Здесь немец не пройдет. Можете не сомневаться.
– Отлично, отлично, ну а с… гражданином капитаном мы разберемся.
– Товарищ майор… – сиплым голосом снова начал тот, но, наткнувшись на мой злой взгляд, почувствовал, как у него перехватило горло.
«Ничего, сучонок, скажи спасибо, что я прямо здесь не устроил тебе разрыв сердца. И вовсе не из-за приступа гуманизма. А вот теперь сам попробуй, повертись на сковородке, на которую собирался отправить моих ребят и Вилору!»