Элита элит

Чем сложнее социальный организм (а империя, несомненно, наиболее сложный социальный организм из всех созданных человечеством, поскольку она всегда мультинациональна и мультирелигиозна), тем более он подвержен сбоям системы. И для того чтобы содержать его в порядке, требуются особенные люди, особый социальный слой – имперская элита. Они не имеют ничего общего с теми, кого считает элитой толпа – актерами, певцами, светскими тусовщиками, политиками, популярными спортсменами. Ибо все они – или почти все – люди-клоуны, призванные занять внимание и время современных крестьян – менеджеров, офисного планктона и иже с ними.

Имперская элита гораздо менее заметна. Она может быть сословной или нет. Чаще всего она рано или поздно становится если и не формально-наследственной, то во многом практически таковой. Ибо если еще при зарождении империи не создается некая социальная машина не только по производству, но и по воспроизводству имперской элиты, такой империи срок – одно, два, максимум три поколения.

А наиболее эффективная социальная машина может базироваться только на семье, что почти неминуемо приводит к тому, что все новые и новые поколения семей имперской элиты включаются в ее главное дело – удержание связности империи. Но это, конечно, не означает, что имперская элита раз и навсегда замкнутая каста. Даже когда она организована по сословному признаку, все равно большинство вошедших в нее когда-то вышло из низов. И для представителей новых поколений этих низов всегда должна оставаться (и на самом деле остается!) возможность тоже пройти этим путем.

Вообще доступность, хотя и не абсолютная, социальных лифтов – один из ключевых показателей ее устойчивости и эффективности. Ибо если талантливые и амбициозные представители нового поколения из иных, не правящих, сословий или социальных слоев, пусть и преодолев некоторые препятствия, скорее служащие средством испытания претендентов, чем действительно являющиеся непреодолимой стеной, не могут войти в нее, они начинают использовать свои таланты и создаваемые ими возможности для борьбы против нее. И рано или поздно обрушивают империю. Ибо империя – единственный тип государства, который почти невозможно обрушить извне. Она жутко живуча и способна аккумулировать просто фантастическое количество ресурсов. Даже проигрыш в тяжелой войне, как правило, не служит ей приговором. Она может рухнуть, только разрушившись изнутри. Да и то не сразу.

Так вот, товарищ Сталин как раз и занимался тем, что строил имперскую элиту. Здесь она называлась «члены ВКП(б)». К сожалению, строил так, как умел. Но кто же строит элиту с помощью страха? И уж тем более страха физической расправы? Нет, пока во главе тот, кто и нагнетает этот страх, все еще может быть ничего. Но стоит только дожить до первой точки перехода, то есть до момента передачи власти от одного лидера к другому, – и тут же начнется обвал. Новому властителю волей-неволей придется ослабить обычное давление на ключевую часть элиты, ибо иначе он не сможет удержаться у власти. И это станет началом конца. Лишившись подпитки страхом в некой ключевой области, вся система элиты, построенной на страхе, неминуемо поползет, начнет сыпаться, разваливаться, превращаться не в костяк, не в несущую структуру, а в паразита, пользующегося моментом и старающегося урвать, пока можно. Потому что можно же… уже не убивают! Это и есть конец империи.

В лагерь я вернулся довольно поздно. Выслушал доклады Гарбуза и Головатюка, а затем собрал личный состав.

– Завтра мы с вами проведем боевую операцию по захвату языка. Язык довольно ценный, информированный, при этом он ранен. Поэтому в формах воздействия на него мы ограничены, ибо он может не выдержать и умереть. Потому завтра мы проведем операцию предельно корректно, постаравшись так осуществить захват, чтобы мне потом было легче склонить языка к сотрудничеству. Понятно?

Все молча недоуменно пялились на меня. Я тихонько вздохнул. Как сложно управлять коллективом, который даже говорит с тобой на другом языке. Впрочем, это теперь твои проблемы, парень, раз уж взялся руководить. Не понимают этот язык – переходи на более понятный. И я повторил на другом:

– Завтра берем языка. Аккуратно. Всех, кто будет в машине непосредственно с ним, не убивать и захватывать с минимальными повреждениями. Понятно?

Теперь все молча кивнули. Конечно, я и эту операцию мог бы осуществить в одиночку, что было бы легче. Но что это за подразделение, в котором воюет один командир. Пусть потихоньку втягиваются, тренируют психику, навыки работы в команде, отучаются воевать тупо «на ура», как тут их, по-видимому, учили.